«Своя ноша не тянет? Не своя, в том-то и дело», — подумал он, прибавляя шаг.
Хуан вышел ему навстречу:
— Кармелита сказала, что ты сегодня приедешь. Зато я первым тебя увидел. Давай помогу.
— Спасибо, я сам.
— Что у тебя там? Опять гвозди?
— Сам не знаю. Попросили передать капитану.
— Он тоже приедет? Кармелита ничего не говорила. Билли, постой, ты где так испачкался? — Хуан отряхнул его сзади и недоуменно уставился на руку. — Что-то липкое, вроде патоки. Столько пыли собрал! Костюм совсем новый, так жалко…
Илья остановился возле сарая, в котором хранились рыбацкие снасти.
— Сумку оставим здесь, — решил он. И, подумав, добавил: — И меня оставим здесь. У тебя есть какая-нибудь выпивка?
— Что? — изумился мексиканец.
— Виски. Или джин. Или спирт.
— Ну, у Кармелиты где-то есть…
— Принеси бутылку. Быстрее, Хуан, быстрее…
Он сел на сумку и обхватил руками голову, которая, казалось, сейчас разорвется от боли.
Наверно, Хуану пришлось вплавь пересечь Ист-Ривер и обойти все магазины Манхэттена в поисках этой бутылки. Илья вырвал ее из рук мексиканца и жадно отпил из горлышка.
— Что за дрянь! Спасибо, амиго. А теперь оставь меня здесь.
— Билли, ты не в себе, — мексиканец потрепал его по плечу. — Не надо тебе тут оставаться. Дети могут увидеть. Пойдем со мной.
Илья прислушался к тому, что творилось у него в голове. Там все еще несся курьерский поезд, однако новый глоток виски заменил железные колеса на резиновые. Еще глоток — и поезд умчался, а голову заполнил шум прибоя.
— Пойдем? Куда?
— В лодку. Я там иногда прячусь, когда Кармелита пилит меня слишком усердно, — Хуан приподнял Илью и потянулся к сумке.
— Не трогай!
Он с трудом оторвал сумку от земли и пошел рядом с мексиканцем, который то и дело норовил толкнуть его плечом.
— Ты чего толкаешься?
— Это не я, это ты кренделя выписываешь, — мягко смеялся Хуан, ведя его к причалу.
Лодка стояла на песке, слегка накренившись. Илья перебросил сумку через борт и забрался в тесную каюту.
— Амиго, мне надо немного поспать, — сказал он, не чувствуя собственных губ. — Когда приедет хозяин, не веди его сюда. Сначала разбуди меня. Если я не проснусь, облей водой.
— Ничего не понимаю, что ты там говоришь, — вздохнул мексиканец. — Ты ложись, ложись. Проспаться тебе надо. Утром принесу тебе кислого молока. Потом куриный бульон — и все будет хорошо.
— Куриный бульон? А кто у вас режет кур, ты или жена?
— Опять ты за свое. Ни слова не разберу.
«Да он же не понимает по-русски!» — осенило Илью. Это открытие показалось ему ужасно забавным, и он сказал:
— Милый ты мой толстяк! Я только что зарезал человека. Как цыпленка зарезал. На, выпей!
Он протянул бутылку Хуану, и тот охотно приложился к ней.
— А знаешь, я даже цыплят никогда не резал, — продолжал веселиться Илья. — Не было у нас цыплят. Потому и не было, что никто не смог бы их резать. Ни отец, ни я. А сегодня — чик, и готово.
Хуан отвечал ему по-испански, а Илья перебивал его на русском, и так они прикончили бутылку, и откуда-то появилась вторая. Илья пил, пока его не начало рвать. Он стоял на четвереньках в прибое, блевал и отплевывался, и смотрел, как Хуан стирает в волнах его костюм.
Потом ему захотелось утонуть, и он лег в воду лицом вниз. Но какая-то сила вытянула его на песок. Он оттолкнул Хуана и снова рванулся в воду, и на этот раз удачнее. Перед глазами встало зеленое стекло, в нем мелькали песчинки и водоросли, и горькая вода пробивалась через нос, и он с наслаждением понял, что сейчас все кончится…
29. Свои и чужие
Мужественно опустошив еще одну кружку простокваши, Илья дал себе зарок — никогда больше не пить виски, раз после него приходится вливать в себя такую гадость.
— Полегчало? — спросил капитан Салливан.
А Хуан уже изготовился с кувшином, чтобы снова наполнить кружку. Но Илья вовремя накрыл ее ладонью.
— Да. Все прекрасно. Очень хорошо помогает твое кислое молочко, амиго.
Мексиканец посмотрел на хозяина, и Илья с ужасом представил, что Салливан прикажет налить еще. Но капитан сказал:
— Спасибо, Хуан. Оставь нас.
Они сидели за столом, и между ними высилась гора денег.
— Сколько ты дашь своим парням? — спросил капитан.
— Не знаю. Вам решать.
— Полторы тысячи Томасу. А тому, который завалил двоих… Я бы дал ему пару сотен, но не знаю, как на него подействует такая сумма. Ему есть, где жить?
— Нет. Он живет с земляками.
— Снимешь ему комнату где-нибудь неподалеку. Сегодня же. И для того, который в больнице. Чтоб было, где отлежаться. — Капитан отделил три стопки банкнот. — И себе подыщи жилье. Теперь тебе придется жить там. Чтобы тебя в любой момент могли найти твои люди. Кстати, о людях. Есть несколько парней, которые не знают, куда себя деть. Я их отправлю к тебе. Поговоришь, посмотришь, но ничего не обещай.
— Да что я могу обещать? Я не знаю, что будет со мной завтра…
— Завтра ты будешь обживать новую квартиру. На первое время тебе понадобится помощник. Хуан побудет с тобой. Правда, он плохо знает город…
— Как и я.
— Но он быстро осваивается в любой обстановке. — Салливан посмотрел на часы. — Тебе пора. В полдень встречаешься с Томасом, в три часа сидишь в салуне у поляка, слушаешь, о чем люди говорят.
— Не знаю, сэр… — Илья взъерошил волосы пятерней, как делал всегда, когда мучился над какой-нибудь загадкой. — Не знаю, стоит ли мне туда возвращаться. Может быть, бросить это дело? Я принес вам кучу денег. Дайте мне из этой кучи немного на дорогу, и я уеду на Запад. Что-то мне плохо стало в городе, сэр. Плохо.
— Пить меньше надо. — Салливан рассмеялся. — Эх, Билли! Если б ты знал, какие мысли с похмелья лезут в мою лысую голову, ты бы просто умер со смеху. Вот почему я стараюсь не выпивать, если завтра на службу. Боюсь сорваться. Так все противно! Вокруг одни уроды! Город — как последний круг ада! Вонь, грязь, вместо еды — отрава, вместо воды — конская моча! И так все надоело, что и на Западе не спрятаться, да и просто жить не хочется.
Да… Ну, помучаешься эдак с полдня, понемногу отпускает. Начинаешь думать о деле, начинаешь замечать красивых бабенок, и вообще… Так что я тебя понимаю. Но сегодня у тебя нет времени на сантименты. Собирайся. Эти деньги тебе понадобятся на первое время. И еще кое-что понадобится.
Капитан подошел к кухонному шкафу и, присев, выдвинул нижний ящик.
