— На какую сумму?
— То есть?
— Я могу отвезти вас к небоскребу со смотровой площадкой. Или к Бруклинскому мосту, оттуда тоже неплохой вид. Но вы, кажется, имеете в виду нечто иное, так? Вы имеете в виду экскурсию. Вот я и спрашиваю, сколько вы готовы выложить за нее.
— Для начала — десять долларов. Плюс чаевые.
Извозчик поправил кнутом свой древний цилиндр и ненадолго задумался:
— Это будет целое путешествие. Но что вы хотели бы осмотреть? Музеи, театры, биржу?
— Сказать по правде, я знаю в Нью-Йорке только одну достопримечательность. Это ресторан «Арсенал».
Извозчик расцвел в улыбке:
— Считайте, что вам крупно повезло, сэр. В таких-то достопримечательностях я разбираюсь. Поехали! Мы можем начать с самого дна, с «Чумы», «Адской дыры» или «Свалки». Это будет покруче «Арсенала». Можем даже заглянуть в бар «У доктора». Народ там может и выпить, и поспать на двух столах вдоль стенки. Место на столе — пять центов, под столом — три. Там собираются нищие из нищих! Вот где настоящее дно.
— На дне я уже бывал, так что этот пункт программы можете пропустить, — сказал Кирилл.
— Тогда начнем со старой пивоварни в Пяти Точках. Все лучшие люди Нью-Йорка вышли оттуда…
У Кирилла сохранились не самые приятные воспоминания о Нью-Йорке. Новые впечатления тоже были не радужными. Катаясь по городу в пролетке, он радовался тому, что скоро уедет отсюда. Впрочем, возможно, все дело было в комментариях его гида.
Оказывается, Нью-Йорком теперь называли не только город, выросший на острове Манхэттен, но и поселения на другом берегу Гудзона, а также те кварталы, что выросли на соседнем острове, на Лонг-Айленде. И для этого были веские основания.
Весь Манхэттен был поделен между бандитскими группировками. Центр принадлежал парням из Бауэри, и они все время расширяли свои владения, захватывая улицы на западных и восточных берегах острова. Но там хватало своих бандитов, и им тоже надо было как-то жить.
Что им оставалось делать? Они осваивали территории на материке и на Лонг-Айленде. Так был покорен Бруклин, а потом и Джерси. Дольше всех сопротивлялся Бронкс, расположенный на севере Манхэттена и отделенный от цивилизованного мира рекой Гарлем. Но и этот аристократический район нынче платит налоги в бандитскую казну.
А поскольку все бандиты, как бы они ни грызлись, все равно подчинялись политиканам из городской управы, стало быть, жители завоеванных территорий голосовали на выборах за этих самых политиканов.
Кириллу трудно было понять политический смысл предстоящего слияния Нью-Йорка и пригородов, но он надеялся, что по ходу экскурсии его гид обмолвится о жизни иммигрантов.
— А вот и наш Чайнатаун, — извозчик остановил пролетку. — Посмотрим на него со стороны, потому что внутрь заезжать не стоит. На Дойерс-стрит и двум пешеходам разминуться трудно. Потому-то эта улица и занимает первое место по числу убийств.
— Здесь живут китайцы?
— С некоторых пор. Раньше тут жили немцы. Лет пятнадцать назад на Дойерс появилась первая китайская лавчонка. Торговали всякой чепухой, но народ сюда валом валил. А все потому, что над складом там было такое заветное местечко, где резались в карты и курили опиум. Китайцы быстро поладили с копами, сюда повадилась всякая шваль, и приличная публика из квартала начала сваливать. Теперь тут полно притонов. Всем заправляют китайцы, а полиция их покрывает. Ну, на то она и полиция, чтобы охранять бизнес, верно? Едем дальше.
— А где живут русские? — не вытерпел Кирилл.
— Евреи-то? Они кучкуются в Ист-Сайде. Мы еще заедем туда в конце прогулки. Им там хорошо, хоть и тесновато. Зато все свои. Им же нужна особая пища, и церковь у них там своя имеется…
— Я спросил про русских.
— Я и отвечаю.
— Что, из России приезжают только евреи?
Извозчик пожал плечами:
— А кто еще оттуда может приехать? Медведи?
— В России живут разные люди.
— Они везде разные. Вот, скажем, итальянцы. Есть северные, те сразу устраиваются в литейку или на верфи. Сицилийские торгуют овощами. Сардинцы нигде не работают, сплошь бандиты. Но грабят только своих. А вот арабы, турки, греки — те все на одно лицо…
— Турки? — Кирилл вспомнил своих попутчиков по пароходу. — А армяне где живут?
— Таких не знаю.
Он понял, что его жалкая попытка отыскать следы Остерманов потерпела крах. И махнул рукой.
— Ладно, Вергилий, поехали дальше…
В «Каледонию» Кирилл вернулся уже под вечер. Портье окликнул его:
— Мистер Грин! Вас ждут в ресторане. Мистер Филипп Уильямс. Столик у окна, под пальмой.
«В ресторане? Очень кстати», — подумал Кирилл. За время экскурсии он не рискнул заглянуть ни в один из кабачков, столь красочно описанных его гидом. Мимо дорогих ресторанов он также проезжал без остановок, стесняясь своего провинциального костюма. Но в гостинице такими условностями можно и пренебречь.
Фил Уильямс оказался невысоким полным брюнетом лет сорока с живыми карими глазами и удивительно подвижным лицом. Пока он поднимался из-за стола, протягивая руку Кириллу, его улыбка была то вежливой, то удивленной, то приветливой, и остановилась на стадии восторга.
— Так вот вы какой! — Он энергично и долго тряс руку. — Признаться, не ожидал! Больше всего на свете я опасался, что увижу барышню! Знаете, сейчас столько дамочек прикрываются мужскими псевдонимами! Надеюсь, у вас за спиной не прячется та Паулита Гонсалес, которой отправлялись гонорары? Надеюсь, вы — это вы?
— Я — это я, — смеясь, заверил его Кирилл. — А тетушка Паулита — хозяйка дома, где я живу чаще всего. Я так часто бываю в разъездах, что не имею постоянного адреса.
— Именно так и должен жить настоящий писатель. Все время в пути. В поисках новых героев, новых впечатлений! Как жаль, что вы так ненадолго к нам! Я бы показал вам Нью-Йорк!
— Спасибо, я уже осмотрел город.
Уильямс подвинул к нему меню в кожаном переплете.
— Я ничего не заказывал, не зная ваших предпочтений.
— Нет у меня никаких предпочтений. Что подадут, то и съем.
— В таком случае рекомендую бифштекс, картофель, салат из крабов и бутылочку бордо. Предупреждаю: мне приказано вас накормить до отвала. «Атлантический ежемесячник» уже внес в смету расходы на вашу вербовку. Да-да, именно так это называется. Мы должны завербовать Теодора Грина для работы в нашей фирме, пока его не заполучили конкуренты. Вы привезли что-нибудь из нового?
— Не знаю, подойдет ли это вам…
— Изложите в двух словах.
Кирилл задумался. Этой повестью он дорожил больше, чем всеми рассказами, написанными прежде. Собственно, она была его первым чисто литературным опытом, потому что в ней он выдумал все, от первого до последнего слова.
