— Тогда вот что, — решил Илья. — Найди мне того журналиста. Помнишь, очкарика? Скажи, есть работа для него.
Прошла еще неделя, и Илья отправился смотреть свой загородный дом.
Приземистое здание с оранжевой крышей ярким пятном выделялось на фоне серых дюн, покрытых редкими прозрачными кустами. Он увидел его из окна вагона, и подумал: «Значит, из окон дома будут видны поезда. Всегда будешь знать, когда заявятся гости».
А еще он заметил катер с высокой трубой, осторожно подходивший к причалу, и понял, что Салливан опять опередил его.
— Ничего домишко, — говорил инспектор, переходя вместе с ним из комнаты в комнату. — Внутри больше, чем снаружи. Я бы и сам в таком пожил.
— Так живите, — охотно согласился Илья.
— Замучают вопросами. Откуда у простого полицейского деньги на такую виллу? Вот если бы я торговал цветами…
Они прошли на причал и встали, облокотившись о перила. Катер покачивался рядом, скребясь кранцами о доски, и Илья подумал, что, наверно, не только Андрей с Петром отправились на нем в последний путь. Очень удобная вещь — катер береговой охраны. Никто не следит, сколько человек на него погрузились, сколько сошли на берег…
— Что за дела у тебя с «Ивнинг Пост»? — неожиданно спросил инспектор. — Я про статью о Черном Испанце.
— Не знаю такой статьи, — искренне удивился Илья.
— Она еще не вышла, мы ее придержали. Надо все просчитать. Но зачем ты ее заказал?
Илья был готов к этому разговору, хотя он и начался неожиданно.
— Агентство Пинкертона всегда работало на республиканцев, так?
Салливан кивнул.
— Значит, «пинкертоны» — наши враги. И вот они схватили Черного Испанца. А ведь это наш человек.
— Его не существует.
— Об этом знаем только мы с вами. Десятки людей могут под присягой заявить, что сидели с ним в одном салуне. И тысячи жителей Десятого округа знают, что они находятся под защитой Черного Испанца. Так?
— Ну, так. К чему ты клонишь?
— Республиканцы затеяли какую-то комбинацию. Сначала они через Француза вбрасывают в наши районы опиумные таблетки, потом за решетку попадает знаменитый бандит — опять же из наших районов. А если это просто спектакль? На скамье подсудимых окажется актер, который даст те показания, что ему напишут постановщики. Процесс будет шумным, а шум — не в нашу пользу.
Салливан долго разглаживал длинные усы, глядя на волны.
— Не думаю, что все это связано. Таблетки — отдельно. Они не опиумные, а кокаиновые, но нам от этого не легче. Их начали производить в Коннектикуте, но быстро запретили. Однако готовую продукцию не уничтожили, и вот она просочилась к нам. Красильщики глотают таблетки и ходят со стеклянными глазами. Веселые такие. Не жрут, не спят. Пашут, как заводные. Десять часов отработали — могут и на сверхурочные остаться, никто не отказывается.
— Красота, — усмехнулся Илья.
— Ты знаешь, как упала выручка в питейных заведениях? В несколько раз. Меня интересовали две вещи — насколько хватит запаса таблеток, и что будет, когда весь запас иссякнет. Но я — тупой полицейский, и я не могу предусмотреть всего.
А оказалось, что самое-то главное не это. Самое главное — что будет с красильщиками через полгода. А через год? Врачи привели меня в клинику, где их пытаются лечить. Что я увидел? Живые скелеты. Думают только о кокаине. Им дадут немного — и они сидят на месте. Сутками могут сидеть. Может быть, такой красильщик и проживет больше нас с тобой. Но он уже не будет красильщиком. Работать не сможет.
Он повернулся к Илье:
— Через год наши кварталы могут превратиться в трущобы безработных и инвалидов. И салуны переберутся куда подальше. Вот о чем думать надо. Вот где наша беда. А Черного Испанца оставь в покое.
— Статья выйдет? — без особой надежды спросил Илья.
— Да. Лягнуть республиканцев не помешает. А если они и вправду что-то задумали — пусть видят, что мы их раскусили.
* * *
«Жители Манхэттена уже привыкли к тому, что славные агенты Пинкертона сначала стреляют, а потом говорят: «Руки вверх». Однако тот балаган, который они устроили на ступенях «Атлантического Литературного Клуба», свидетельствует, что мы еще мало знаем об их способностях. Эти ребята не только глубокие интеллектуалы, но и блистательные актеры, преимущественно комического жанра…»
— Начало можно было пропустить, — сказал журналист. — Там я просто разминаюсь. Главные пинки и оплеухи начинаются с четвертого абзаца.
— Ничего, ничего, — пробормотал Илья, жадно вчитываясь в каждую строку. — Ничего, все отлично. Мне понравилось. Есть только пара неясностей. Вот, это место. Как вы узнали его имя?
— Это мне стоило пять долларов, — скромно улыбнулся очкарик. — Швейцар подобрал то, что валялось на панели вместе с осколками стекла. Он справедливо полагал, что содержимое карманов Черного Испанца значительно вырастет в цене после его казни. Мы с ним устроили небольшой аукцион, и я стал обладателем салфетки из отеля «Каледония» и железнодорожного билета. Тут же отправился в отель и просмотрел журнал. В этот день там поселился, в числе прочих, некто Теодор Грин. От прочих он отличался только тем, что покинул гостиницу, даже не переночевав в ней. Нетрудно догадаться, что вместо уютного номера мистер Грин отправился на нары.
— Отлично, отлично… — Илья ткнул пальцем в концовку. — Вот. Что означает фраза: «Финал этого спектакля доведет нас до слез. Но будут ли это слезы смеха, слезы счастья или слезы искреннего горя — зависит только от самого бедняги Грина»?
Журналист оживленно потер руки:
— Вы заинтригованы? Отлично, этого я и добивался. Статья в целом вас, как я понял, устраивает? Ну, а в конце я позволил немного поработать и на себя. Я ведь сознательно нигде не называю полного имени арестованного. Грин — и все. Потому что Гринов много, а вот Теодор Грин — писатель. Весьма посредственный, но популярный среди обывательской массы. Пишет всякую чушь о ковбоях, бандитах, индейцах. Эдакий литературный покоритель Дикого Запада.
Книжек его я не видел, знаю, что он публикуется в дешевых журнальчиках. Но что начнется, когда выяснится, что «пинкертоны» по ошибке схватили не кого-нибудь, а писателя? Да его книги будут разлетаться, как горячие пирожки! Вы бы упустили такой шанс заработать на ажиотажном спросе? Вот и я не хочу упустить. Когда начнется процесс, у меня уже будет полное собрание всех его опусов. Я издам их отдельной книжкой. «Сочинения Черного Испанца, известного под псевдонимом Теодор Грин». Его, конечно, оправдают, но книжки-то уже будут проданы!
— Кто сказал, что его оправдают? — задумчиво спросил Илья.
* * *
Наверно, в доме священника кухарка считает себя святее папы римского, в доме профессора любой повар умнее академика. Что тогда говорить о прислуге в доме профсоюзного деятеля? Через месяц Гелька спросила, сколько у нее накопилось выходных, и когда ей предоставят отпуск.
