И вдруг напыщенная речь адвоката была прервана грубым выкриком из зала:
— Думал, ты увернешься от мести? Ублюдок! Кровь братьев Пакконе еще не высохла на твоих руках!
Все повернули голову к окну, откуда раздавался крик. И увидели человека, вскочившего на подоконник. В одной руке он держал большую фотографию. В другой — револьвер.
«Что за идиот! — успел подумать Илья одновременно с выстрелами. — Он все испортил!»
Пуля ударила его в плечо. Он запоздало пригнулся и увидел, что Кирилл зажимает руку ладонью, и сквозь пальцы у него сочится кровь.
— Ложись! — крикнул ему Илья.
— Поздно… — он все же сполз со скамейки.
Еще несколько пуль угодили в стену над их головами. Каждый выстрел сопровождался женским визгом — и только. Ни одного выстрела в ответ. Никто из охраны даже не потянулся к оружию, все благоразумно попрятались за спинки дубовых скамеек.
— Шесть пуль, — сказал Кирилл, морщась от боли. — Если у него нет второго кольта, то парню пора смываться.
Оба одновременно выглянули над краем барьера и увидели распахнутое окно и развевающиеся портьеры.
— Перевяжи меня хоть чем-нибудь, — попросил Кирилл. — От этих уродов не дождешься. Э, да тебя тоже зацепило! Ну, слава Богу. Обидно получать пулю за ублюдков, которых порешил кто-то другой, пусть даже лучший друг.
— Ты стал слишком много разговаривать, — заметил Илья.
— Это потому, что я слишком долго молчал, — засмеялся Кирилл.
И вдруг, оборвав смех, рухнул на пол, в лужу крови.
* * *
В операционной первым положили на стол Кирилла. Он даже не застонал, а только вздрогнул, когда врач сделал надрез, чтобы вытянуть кусочек свинца.
Илью ранило навылет. Разглядывая его плечи и грудь, врач сказал медсестре:
— Резал я как-то одного ветерана. Так у него было поменьше шрамов, чем у этого юнца.
— Я тоже ветеран, — возразил Илья. — Участник всех войн на фронтах Манхэттена, от Баттэри до Сто Двенадцатой.
Он хотел похвастаться перед Кириллом, который лежал на соседнем столе, но увидел, что у друга закрыты глаза. А потом ему уже было не до разговорчиков, потому что врач принялся зашивать раны самой тупой иглой, какая только нашлась на помойке тюремной больницы.
— Дайте хоть виски глотнуть! — взмолился он.
— И не надейся, — невозмутимо ухмыльнулся живодер. — Стану я тратить драгоценную жидкость на смертника!
Потом их отправили в палату для особо ценных заключенных. Она находилась в самом конце коридора, перегороженного двумя решетками, и возле каждой сидел надзиратель.
Кирилла несли на носилках, Илья шагал сам, стараясь не размахивать перебинтованной рукой.
В палате была только одна койка и один табурет — предполагалось, что особо ценные будут поступать сюда в единственном экземпляре.
— Не страшно, могу и посидеть, — бодро сказал Илья.
— Недолго осталось. Скоро пересядешь, — поддержал его надзиратель, запирая решетку.
Гремя ключами, он прохаживался по коридору и бросал грозные взгляды на столь опасных пациентов. Скоро его утомила собственная бдительность, и он присел на стул у дальней решетки, где его уже поджидал коллега. Охранники принялись болтать о своем, а заключенные — о своем.
— Что еще за братья Капоне? — спросил Кирилл, не открывая глаз.
— Не Капоне, а Пакконе. Трое ублюдков, которых мне пришлось завалить в самом начале карьеры. Но то была чистейшая самооборона, можешь мне поверить.
— Итальянцы мстительны. Рано или поздно они до тебя доберутся.
— Уже добрались.
Кирилл осторожно приподнялся на локте и осмотрелся.
— Не знаю, какие тут у вас расценки. Но итальянцы наскребут, чтобы заплатить охране. Дело даже не в деньгах, а во времени. Сейчас они ищут не деньги, а того, кому их дать, чтобы повидаться с тобой. Сторожа, видимо, меняются каждые два часа. Я бы на их месте нашел кого-нибудь из ночной смены. Хотя нет, их тут трое, всех не обработаешь…
— Однажды я тут валялся, — вспомнил Илья. — В соседнем крыле. Там тоже палаты-одиночки, но не такие крутые, как наша. Окна выходят в переулок. Меня могут перевести туда, а потом подстроить попытку к бегству. Это проще всего.
— Да, а отсюда не убежишь. Разве что стену взорвать?
— Тоже дело. Если точно знать, где заложить динамит. И сколько. А то рванут, и от нас ничего не останется.
— Это их устроит.
— Не думаю. Это не будет похоже на месть. А вдруг люди подумают, что нас пытались освободить сообщники? Нет, они постараются вытащить меня отсюда. А потом, через недельку, выбросят труп рядом с моим домом. С отрезанным языком. Это будет вполне соответствовать их строгим традициям.
— Да, для них это дело чести. — Кирилл откинул одеяло и пошевелил пальцами забинтованной руки. — Но мне почему-то не хочется участвовать в таком деле. А тебе?
— Мне тоже. Эх, была бы хоть пилка для ногтей…
Кирилл запустил руку под одеяло.
— Пилки для ногтей я не заметил. А такой инструмент тебя устроит? Вот, захватил на память из операционной, — и он протянул Илье скальпель.
Илья повертел его между пальцами, взвесил на ладони и спрятал между витками бинта на плече.
— Чертовы итальянцы. Все испортили. Если б не они, мы бы уже сегодня услышали приговор.
— Что, так быстро? — удивился Кирилл.
— А чего тянуть? Все давно расписано. Нормальная судебная сделка. Между нами, копами и присяжными. Тебе что пообещали за сотрудничество?
— Досрочное. Но за дополнительную плату. А тебе?
— Меньше года в исправительной колонии.
— Похоже, ты выйдешь раньше.
— И сразу займусь тобой, — пообещал Илья. — Я тебя вытащу. Уедем в Чикаго. Вместе мы там наведем порядок.
— Посмотрим, посмотрим, — Кирилл снова лег и закрыл глаза. — Башка кружится. Крови потерял много.
— Хорошо еще, что кость не задета.
— Кость? Двадцать второй калибр, такими пульками кость не сломаешь. Сразу видно, не умеют у вас в Нью-Йорке с оружием обращаться. Я бы взял на такое дело сорок пятый, и не один, а парочку. Слушай, а ты им веришь?
— Кому?
— Адвокатам.
— Они меня никогда не подводили. — Илья вдруг понял, что теперь адвокаты на него не работают. Не он им платит, а Салливан. Значит…
— То было раньше, — сказал Кирилл. — Раньше ты им был нужен, а теперь? Я только сейчас понял, что зря пошел на сделку. Нельзя им верить. Какой у них может быть расчет? А вот какой. Дали мне срок, я сижу и отправляю весточку своим друзьям. Они связываются с этим Уильямсом, чтобы через него передать деньги для моего досрочного освобождения. А теперь скажи — что сделает Уильямс?
