Я думаю, что тигр был единственным в этой истории подлинным участником. Махмуд этот, я не удивлюсь, если он окажется каким-нибудь дагестанцем, а не чеченцем, или вообще туркменом, при всем моем уважении я их плохо различаю. Ребята его, мне кажется, как-то связаны с цирком, недаром животные их приняли за своих. Все это - маскарад. Их задача была напугать меня до полусмерти, чтобы я прибежал в милицию или ФСБ или куда- нибудь еще с этими документами.
Скорей куда-нибудь еще, - прервал Платонова депутат. - Так что там все-таки была за перестрелка в цирке?
А не было никакой перестрелки. Никакой, кроме стрельбы по невинному животному. Может, это и было в планах - пострелять на моих глазах для вящей убедительности, но когда они меня вырубили, и накрепко, кто-то умный решил, что лучше не стрелять, а сделать из меня героя.
Откуда ты знаешь, что ничего не было?
Видел сводку ментовскую за этот день. Хоть что-нибудь там было бы упомянуто, а там только про смерть тигра. Ну, зачем им скрывать, если что-то происходило? Еще вопросы есть?
Пока нет.
Теперь, значит, твоя очередь, - Владимир Павлович сидел, опустив плечи. Не прошло и полдня, а он уже страшно устал. - Кто за всем этим стоит? Неужели сам?
Нет. Не сам. Это был просто подарок ему, нужный подарок.
Тогда кто?
Имя я не назову, оно все равно тебе ничего не скажет. В каждом правительстве есть свой такой человек, серый незаметный, но он генерирует идеи, которые потом кто-то исполняет.
Его не Константином зовут? - осторожно спросил Платонов.
Константин?
Так зовут мужа моей соседки, - Владимир Павлович кашлянул, ему с трудом далась эта фраза, - бывшего мужа, который ее завербовал, чтобы она следила за мной.
Ах, Костя, - понимающе кивнул депутат, - Костя - это просто мальчик-с-пальчик, разве его кто подпустит.
За тобой еще один секрет, - напомнил ему Платонов, - каков твой интерес был в этом деле? Почему ты меня пытался предупредить?
Я просто хотел сам сыграть. - Николай Николаевич зябко передернул плечами. Хоть и теплая, но все-таки зима на улице. - Понимаешь, человек этот, о котором мы с тобой речь ведем, впал некоторым образом в немилость. И вся эта история была им задумана для возвращения во власть. Вроде как: «Вы меня к себе возьмите, я вам пирожное принес.»
А ты хотел у него это пирожное из рук забрать, - догадался Владимир Павлович, - и сам принести.
Вроде того.
Хорошие у вас там нравы, - покачал головой Платонов, - я уж лучше с бандитами буду общаться.
Это - по желанию, - развел руками депутат. - И вчера ты, значит, со всеми этими новостями пытался на телевидение пролезть? Голова-то у тебя вообще не работает?
А что мне делать? - вдруг разгорячился Владимир Павлович. - Если ты такой умный, дай совет. Я уже все передумал. Знаешь, лет сорок назад я шел по ГУМу, по второму этажу и на моих глазах человек приковал себя наручниками к перилам и стал бросать вниз листовки. Мне не досталось ни одной, я только видел, как к нему бросились и начали выкручивать руки, а он все продолжал что-то выкрикивать.
Ты что, - депутат ошарашенно смотрел на приятеля, - собираешься в ГУМе приковываться? Совсем рехнулся, старый?
Была такая мысль, - признался Платонов, - я даже наручники купил, - он покраснел, - в «секс-шопе».
А на Красную площадь, как те семеро в шестьдесят восьмом, не собирался выйти?
И об этом думал. Еще была мысль сымитировать нападение на какого-нибудь чина, полезть в карман, достать пистолет игрушечный. Помнишь, как человек в Брежнева стрелял?
Да тебя прикончат, пока ты еще руку будешь вынимать, - Николай Николаевич тяжело вздохнул. - Зачем ты все это затеваешь?
Понимаешь, я не могу чувствовать себя скотом. Я - не быдло, а когда подумаю, как много людей под это дело уже убито, то становится жутко. А если подумаю, сколько еще будет убито, это ведь реальный повод к эскалации войны, то просто жить не хочется.
Да-а. - протянул депутат, - давно мы с тобой, Володь, знакомы, а, выходит, ничего я про тебя не знаю. Неужели ты думаешь, что-то изменится, если этот твой рассказ предать гласности?
Конечно.
Тогда представь себе, что ты не заметил, что в шкатулке что-то есть, не искал концов и не пытался ее открыть? Что было бы тогда?
Платонов молчал.
Ничего бы не изменилось. Ни-че-го, - отчеканил депутат, - документы нашлись бы в каком-нибудь другом месте, в развалинах замка английского лорда или в фондах Стокгольмского музея. И никто бы так и не узнал, что Павел Первый - наполовину итальянец. Так ведь и твой дружок, этот Валерини.
Валериани, - автоматически поправил Платонов.
Какая разница? - поморщился Николай Николаевич. - Он на это и рассчитывал: этими своими бумажками пушку зарядил и выстрелил - где упадет ядро, там пусть и лежит.
Не понял.
Если бы он хотел, чтобы все знали - дал бы всем посмотреть и сделал доступным для каждого. Если бы хотел, чтобы не знал никто - уничтожил бы. А он просто не знал, что с этим делать, и отправил нам, в будущее - разбирайтесь, мол. А они к тебе попали сегодня, когда тайна их уже никакого значения не имеет, вот и все.
Забавная теория.
Обхохочешься. Меня сейчас другой вопрос интересует - почему ты до сих пор жив?
Глава 52
Этнографы, занимавшиеся древними и дикими народами, доказали, что племя, которое не поет и не танцует - вымирает. Не знаю, насколько мы сегодня дикие или древние, но похоже, что это положение - универсально.
Владимир Павлович не знал ничего об этом постулате и много лет не танцевал, а петь вообще никогда не пел за полным отсутствием слуха и голоса. Но в последние недели, после встречи с Анастасией привычки его изменились, и сейчас он, старомодно положив одну руку ей на талию, а не прижимая свое «блаженство и безнадежность» к себе, и высоко отставив другую с ее ладонью в своей, кружил в медленном вальсе.
Как-то забылись две почти бессонные ночи, боль в печени и в паху, оставленная непрошеными парнями, жило только ощущение тугой Настиной талии и тонких пальцев в его руке, да блеск глаз и «легкое дыхание» в ритме шопеновской мелодии.
Вальс заказал Платонов, до этого все больше звучала всякая гадость, хотя ресторан был маленький и дорогой, но попса, как всякая жидкая субстанция, проникла и сюда. А может быть, Владимир Павлович ошибался, и она была просто всюду, и ничего другого просто уже не было, недаром всякие казино и клубы зазывали людей на свои шабаши именами исполнителей, от телевизионных выступлений которых уже и так подташнивало. А ведь в казино и клубы любой лох с улицы не войдет - значит, и приличным, добропорядочным людям все это нравилось.
