– Милочка сначала напоминала Маугли, – вздохнула Елена
Вадимовна, – честно говоря, думала, так и останется, но к четырнадцати годам
она выправилась, догнала сверстников и даже неплохо закончила школу.
Муж Елены Вадимовны в те годы занимал ответственный пост в
Министерстве образования. Он сочувствовал несчастной, лишенной детства девочке.
Когда Милочка получила аттестат об окончании десятилетки, Игорь Кириллович
переговорил с ректором Третьего медицинского института, и Шабанову приняли на
первый курс без вступительных экзаменов. Людмила поселилась в общежитии и
принялась за учебу.
– Даже удивительно, – говорила Елена Вадимовна, – тяжелое
детство как будто не оставило на ней никаких следов.
Единственно, что сохранилось от прошлого, – мягкий,
податливый, какой-то безвольный характер. Милочка беспрекословно слушалась
подружек и преподавателей. В институте ее дразнили «лапша вареная» и слегка
подсмеивались.
– Она была замужем?
– В те годы нет, – ответила Елена Вадимовна, – да и
подружек-то особых не наблюдалось. Насколько помню, близкие отношения связывали
ее с Аллочкой Мостовой и Тамарой Рыклиной. Но, повторяю, последний раз видела
ее в тот день, когда ей вручали диплом.
– Странно, – пробормотала я, – вы так много для нее сделали,
а она перестала с вами общаться.
Елена Вадимовна грустно улыбнулась.
– Ничего странного. Когда моего мужа уволили с занимаемой
должности, две трети знакомых от нас отвернулись. Перестали звонить, а кое-кто
прекратил и здороваться. Меня сразу освободили от должности завуча. Вот Милочка
и решила, наверное, что я ей больше не нужна. Знаете, дети, воспитывающиеся в
приютах, как правило, эмоционально бедны. Наверное, только в семье они могут с
малых лет понять, как надо любить, поэтому очень часто они практичны,
аккуратны, талантливы, но, увы, душевно глухи. Бывают люди без музыкального
слуха, а бывают без способности сопереживать, радоваться, иметь привязанности,
наконец. Милочка из таких. И это не ее вина.
Я вспомнила, как нежно на фотографии Людмила обнимает
Верочку, но не стала спорить с Еленой Вадимовной.
– А что с ее сестрой и братом?
Директриса пожала плечами.
– Попали в другие детские дома. Их специально разделили,
чтобы дети побыстрей забыли время, проведенное в секте. Сестру, впрочем, я
никогда не видела. А вот брат несколько раз приходил по воскресеньям, но мы были
вынуждены его не пускать.
– Почему?
Елена Вадимовна машинально переложила какие-то папки.
– Он старше, причем лет на пять-шесть, а то и семь, не помню
точно, во всяком случае, выглядел почти как взрослый юноша.
– Что же здесь плохого?
– Воспитательницы заметили, что после его появлений Милочка
отказывается от еды, плачет и не желает ходить в школу. Выяснилось, что брат
пугает маленькую сестричку страшным наказанием за то, что она «отошла от веры».
Вот и пришлось указать ему на дверь. Кстати, Милочка совершенно не переживала,
когда он перестал появляться, а про сестру и совсем не вспоминала.
– Адреса Мостовой и Рыклиной у вас есть?
– Откуда? – удивилась Елена Вадимовна. – Просто слышала от
Милочки, что они учились в одной группе. Кажется, обе девочки москвички, во
всяком случае, Рыклина точно, она приглашала Милочку к себе летом пожить на
даче.
– А год рождения Шабановой…
– То ли 1970-й, то ли 1972-й, – ответила Елена Вадимовна и
включила компьютер.
Поняв намек, я поблагодарила директрису и откланялась.
Глава 9
Часы показывали шесть. Я вытащила телефон и позвонила Лиане.
– Хочу предложить вам компенсировать расходы на похороны и
поминки…
– Ах, оставьте, – вздохнула женщина, – сама виновата, ведь я
опознала тело. Честно говоря, даже не разглядела как следует, лишь на волосы
посмотрела и решила: она, Нинель!
Ладно, пора домой, а поиски продолжим завтра.
В гостиной опять незнакомые люди. В холле пахло чужими
духами и сигарами. Тихонько приоткрыв дверь, я увидела Филю, азартно пускающего
клубы вонючего дыма. Мне домашние строго-настрого запрещают появляться с
сигаретой в комнатах. Матери добрые дети в качестве курильни выделили чуланчик
под лестницей, где Ирка хранит пылесос, тряпки и прочие полезные предметы. А
колдуну позволили заниматься «дымоглотством». Надо позвонить Максу и спросить,
как долго он собирается выяснять с Алиской материальные проблемы. Еще несколько
таких вечеров, и я потихоньку сойду с ума.
Стараясь не шуметь, на цыпочках я пошла на второй этаж.
Сейчас приму ванну и почитаю детективчик. По дороге домой остановилась у
книжного лотка и смела все новинки. Главное, чтобы Алиска не услыхала, как я
хожу в спальне. Моментально заставит спуститься к гостям и принимать участие в
дурацкой вечеринке.
Я толкнула дверь в свою комнату и обомлела. Еще утром тут
царил относительный порядок. Конечно, я никогда не отличалась особой
аккуратностью. Поэтому на стульях частенько висит моя одежда, а на столике у
кровати лежат банановые шкурки и обертки от шоколадок… Но такое вижу у себя
впервые!
Весь пол усеян мелкими обрывками. Подняв один, я поняла, что
ковер покрывают разорванные криминальные романы, стоящие, между прочим, в
шкафу. Платья, юбки, костюмы, туфли горой навалены в углу. С кресел и дивана
сдернуты накидки, постель превращена в груду лохмотьев, в воздухе, словно
снежинки, летают перья из разодранной подушки… Я прислонилась к косяку. Неужели
в дом залез вор? Услышав, как хозяева веселятся в гостиной, поднялся наверх и,
не найдя ценностей, устроил от досады погром? Уму непостижимо!
Куча рваных простыней на кровати зашевелилась, сначала
высунулась темная рука, затем, показалось смуглое личико… Быстрее молнии я
выскочила за дверь и заорала:
– На помощь, грабят!
Раздался топот, по лестнице бежали люди. Впереди, подобрав
почти до пояса прозрачное шифоновое платье, неслась Алиска.
– Что тут за трам-тарам? Насилуют, что ли?
Ну всегда она думает только об одном! Я молча показала на
дверь.
– В дом залез грабитель, причем негр. Наверное, искал
деньги, но не нашел, разгромил всю комнату, жутко смотреть. А теперь прячется в
кровати.
– Каков идиот! – воскликнула Алиса и велела: – Ну-ка,
мальчики, посмотрите.
