Рафаэль:
— Почему же ты не нагрел на этом деле хотя бы квартиру?
Миша был уже пьян, он развалился на своем топчанчике, раскинув в стороны ноги, и уронил на пол свою заветную тетрадь.
— Я запил, чертовски запил… — он почти бредил. — Потом остался без жилья… Посмотри на меня! Кто меня сейчас будет слушать, кто доверит мне более-менее достойный рекламный проект? А вот ты… В тебе бьется мое сердце! Ты — часть меня, моих мозгов, души. Рано или поздно ты станешь рекламщиком, какие бы планы ты ни строил, и вот тогда-то эта тетрадь тебе пригодится…
Миша засыпа́л: армянская коньячная бурда очень быстро оборвала его связь с действительностью. Он что-то говорил во сне, вроде про «настоящий кайф»…
В конце концов он повернулся ко мне спиной и захрапел — прерывисто, со стонами. В заднем кармане его брюк я заметил выглядывающую тысячерублевку. Я незамедлительно присвоил ее и двинулся было к выходу, но тут вспомнил про тетрадь…
На улице я опомнился и вдруг окончательно уразумел, что отца — рекламного олигарха с роскошной квартирой в Москве и фотомоделями в постельке — у меня больше нет, но есть алкоголик Миша с навязчивой шизоидеей покорения мира силой рекламной мысли. И мне вдруг стало так беззащитно и душно, так сперто в горле, что я расплакался, как самый последний ботан. Слава богу, пацаны с Нижней Гороховской не видели! По пути встретилась урна — и я не задумываясь швырнул в нее отцовскую тетрадь…
Такая позорная непруха! Что мне теперь оставалось делать? Повеситься на рее? © Когда дерзкие ослепительные мечты в мгновение ока превращаются в растворяющийся призрак, на сердце навсегда остается глубокий рубец.
Впрочем, мне было всего семнадцать, я был заносчив, жаден, самовлюблен, завистлив, честолюбив и приветствовал только один жизненный принцип: «Veni, vidi, vici» («Пришел, увидел, победил», Юлий Цезарь (100 или 102 до н. э. — 44 до н. э.)).
Глава 15
Торчал Рафаэль как-то у себя в накуренном кабинете, допивал десятую чашку кофе и терзался этой поганой контрой — «Терминатором». Сценарий давно должен быть написан, ролик отснят, а кассета с его копией должна уже покоиться в ящике стола у г. Миронова, но вместо этого в блокноте Рафаэля, который он использует для почеркушек, лишь пара жалких, неубедительных фразочек. Совершенно очевидно, что этими мыслительными отрыжками впору только прохожих из-за угла пугать, а не продавать тысячи единиц весьма недешевого товара.
В башке — крупнокалиберное решето, будто он всю ночь подрабатывал мишенью в тире, а точнее — похмельный неадекватус; да еще матамары (Марта в розовой юбке, Тамара в голубой — ТЦ «Метрополис», магазин «Intrigue») каждую минуту дергают его по пустякам, раздражая выхолощенной вежливостью и медовыми ужимками. «Писюшки» совсем озверели на ниве рабочего героизма (зря он вчера выдал им зарплатабл сразу за два месяца). А еще эта очередь в приемной из всякого бесполезного люда с челобитными и бесконечные звонки: Вики, Хабаров, Лайма, Миронов… Даже Настя с Канар дозвонилась: через два дня прилетает. Надо бы хорошенько прибраться на даче, замести следы своих шальных похождений. Слава богу, стекло в спальне уже вставили и крышу бассейна восстановили…
От мыслей одни головешки остались — темный лес и много дров. И все же Рафаэль пытается за что-то зацепиться:
Холод… Страдание… Унижение…
Но этим только детей смешить в ТЮЗе…
До каких пор? Почувствуй защищенность!
Тьфу! Самая настоящая лузерщина! Хотя бы какая-нибудь козявочка на ум пришла!
Промочить горло каким-нибудь справным пойлом, конечно, не помешало бы, церемониал был бы восстановлен, но сегодня Рафаэль наложил на себя мучительную епитимью: не пьет.
В кабинете по обыкновению вещают все шесть телевизионных мониторов. По каналам беспощадно гоняют рекламу, традиционно навязывая публике под бой тамтамов и вой фанфар то, в чем она никогда не нуждалась и что ей явно на фиг не сдалось. Правда, шестой телевизор оттеняет всю эту бесовскую оргию убаюкивающей терапевтической передачей про жизнь львов. Рафаэль включает на этом мониторе звук:
«…Отвлекать голодного льва от добычи не стоит…» — поясняет «картинку» уютный, доброжелательный закадровый голос.
Рафаэль тут же представляет себя голодным львом, которого все кому не лень отвлекают от добычи. Пряный тонкий аромат возбуждает аппетит? Все эти бабы, которые только и делают, что роются в его кошельке, все эти замы — Расторгуев, Улыбаба… — которые сами ни на что не способны, но требуют при этом, чтоб им ежедневно швыряли в пасть сочные пудовые куски мяса. Все эти псевдопартнеры, которые первыми вгрызаются в еще трепещущую плоть, перегрызают добыче горло, рвут сухожилия, ощериваясь, растаскивают лучшие шматы, оставляя ему — главному охотнику — одни обглоданные кости.
И Рафаэль начинает постепенно заводиться. Вот уже он тихо рычит, а когда заглядывает Тамара, неожиданно желчно рявкает на нее — и сам пугается своего звериного рыка.
«…Но этот лев-вожак уже стар. Рано или поздно он будет побежден, и тогда ему придется покинуть прайд…» — с деликатным сожалением в голосе разжевывает тему рассказчик.
Покинуть прайд? То есть уйти в никуда? Если кто-нибудь сможет одержать над ним верх в схватке? Но кто способен сегодня его сокрушить? Так размышляет Рафаэль, забросив на стол ноги в ботинках из кожи питона с оттянутым носком («Roberto Cavalli», куплены в Милане, €1’900). Он — сама мощь, сила, молодость, он воистину ЛЕВ КРЕАТИВА, и нет ему пока равных!
Рафаэль вновь избавляется от звука и с трудом возвращается мыслями к своему исчирканному блокноту:
Представляем «Терминатор» — уничтожитель холода. Он здесь, чтобы принести человечеству райское блаженство!
Кокс! Такого отборного поноса он давно уже не измышлял!
В так называемых «творческих мастерских» Рафаэль застает перевозбужденного Расторгуева, приканчивающего моральной удавкой одного из верстальщиков-стажеров, а дальше видит Славика Чайку и его друга Зазу в черных очках — последний в «Lions creative» не числится, но постоянно тут на хрена-то околачивается. Еще здесь целый хорал X, Y и Z — наймитов с высокими ценниками и новомодными должностями: креаторы, художники-макетчики, копирайтеры, неймеры и прочие беспросветные фигляры от рекламного творчества. Все они едва справляются с мелкими тактическими задачами, но делают вид, что сворачивают горы, что уработались до такой степени, точно три оклада и двухмесячный отпуск будут смотреться жалкой подачкой по сравнению с приложенными усилиями.
Гриша Расторгуев теперь уже совсем не Расторгуев, а Куролесов. Эту неразрешимую на первый взгляд проблему можно легко устранить! Расторгуев, как и потребовал г. Миронов, уволен без выходного пособия, зато сразу взят на ту же должность, то есть креативным директором, новый рекрут — некий мгимошник Куролесов. Оба, соответственно, — одна и та же лысая ушастая вывеска. Это ништяковская, хотя и весьма рисковая затея пришла в голову Рафаэлю, а Расторгуев, поддержав ее, нафантазировал себе складную «легенду», а также новую фамилию, над которой постоянно потешается и которой всяко гордится. Чтобы окончательно запутать Миронова — ведь тот, несомненно, будет проверять, как выполняется его «просьба» на сей счет, — и ввести в заблуждение его агентурную сеть во главе с неувядающей Лаймой, Рафаэль провел с «гусеницами» и каждым отдельным лоботрясом взыскательную беседу: кто теперь есть Расторгуев и что нужно отвечать, если кто-нибудь что-нибудь будет про него спрашивать. Рафаэль даже предложил Грише пластическую операцию за счет фирмы, но тот, не разобрав шутки, испугался так, что целый день его уши пылали, как Александрийский маяк.
