— Как хочешь. В таком случае верни мне товар и полностью рассчитайся со мной. И тогда я тебя не держу.
Судя по всему, он собрался отключиться.
Рафаэль:
— Постойте, Николай Александрович, я… я согласен!..
Только когда мы закончили разговор и я с горя хряпнул немного сорокоградусной, до меня постепенно, по мере действия на мозг ядреного пойла, стал доходить истинный смысл поведения г. Хабарова. Он изначально вознамерился меня обуть, поэтому и согласился на все мои условия. Теперь, когда я уже по уши вляпался, он может диктовать мне любые условия, а, если что, легко обойдется без меня, просто раскидав товар по аптекам. Ведь я отпиарил «ДиЕТПЛАСТ» на всю страну, заставил каждую домохозяйку захотеть «чудо-пластырь».
В гостиной появилась набыченная женушка: она держала в руке мою красную футболку, в которой я так любил щеголять по доминиканским барам и дискотекам в обнимку с Ксюшей.
— Раф, почему от твоей майки несет женскими духами?! — прошипела она.
— Без понятия, — пожал я плечами и тут же выпалил первое, что пришло на ум: — Может быть, это ихний стиральный порошок? Я в отеле сдавал вещи в стирку..
Как ни странно, Настя удовлетворилась ответом и поспешила сменить тему:
— Опять пьешь? О чем мы только что говорили?!
— Не ругайся, всего одну рюмочку, — заскулил я. — Послушай, что за машина торчит напротив наших ворот? Ты не знаешь?
— Я хотела тебе сказать. — наморщила лоб супруга. — Мне кажется, что за нашим домом следят.
— Давно?
— Где-то с неделю.
ГЛАВА 12
В тесной приемной г. Миронова все было по-прежнему, не считая пары дополнительных стульев, появившегося на подоконнике экзотического пугала в горшке и новой, весьма авангардной прически у секретарши Аллы (Xw/33/4— женщина, 33 года, почти симпатяшка). Дожидавшихся аудиенции было всего трое: бывший придворный художник и скульптор Зураб Церетели, плодовитый автор множества бессмертных творений (заметно сдувшийся после позорного свержения своего ненаглядного кореша в кепке), также актеришка Виктор Логинов, он же Гена Букин из неубиваемого сериала «Счастливы вместе», и какой-то неубедительный трансвестит.
Рафаэль:
— Buen dia, caballeros!
(Добрый день, господа! — исп.)
Как ни странно, все трое отреагировали на мое приветствие, хотя и поникшими голосами. Что ж, это нормально: перед дверью кабинета великого и ужасного директора 16-го телеканала хорошее настроение могло быть разве что у махрового мазохиста.
Я, весь такой комильфо, приблизился к секретарше и пролепетал ей с натуральной сердечностью:
— Я вас любил: любовь еще, быть может, в душе моей угасла не совсем; Но пусть она вас больше не тревожит; Я не хочу печалить вас ничем… Ты сегодня выглядишь, mi amor, будто тебя всю ночь целовали ангелы! И это правда!
Девушка поспешила воздвигнуть перед моим носом «китайскую стену», будто я монголо-татарский разбойник-беспредельщик:
— Что вы хотели, молодой человек?
Я невозмутимо присел на краешек стола и протянул ей красную бархатную коробку.
— Что это? Уберите! — вспыхнула секртетарша. — С меня достаточно билетов на «Золотой граммофон»!
— Как, тебе не понравилось?! — в самом деле изумился я.
— Что мне там могло понравиться? За моей спиной сидела Гаудиньш и всю церемонию нашептывала мне всякие гадости!
Рафаэль:
— Аллюсик, ну прости меня, недоглядел! Ты же знаешь, какая она чучундра. А хочешь, я прямо сейчас пойду к ней и язык ей откушу?
Алла:
— Куда ты пойдешь? Лайма больше у нас не работает.
У меня отвисла челюсть.
Рафаэль:
— Как «не работает»? Не может быть! Что случилось?
Секретарша скосилась на посетителей, со скуки прислушивающихся к разговору, и доложила мне интригующим шепотом:
— Какой-то аноним сообщил Свете — жене Сергея Львовича — про их отношения. Ну с Лаймой. В общем, Света заявилась прямо сюда и закатила Миронову такой раз-бабах, при посетителях, что Лайма на следующий день вылетела с канала, как пробка.
— Вот те ци-ирк! — протянул я, готовый за отличную новость целовать Аллюсика всю ночь напролет, заместо ангелов.
— Что там у тебя? — не забыла секретарша про бархатную коробочку.
Дурочка заглотила наживку.
— Сувенирчик доминиканский…
В коробочке оказалось чудесное золотое колечко с голубым камешком. Точно такое же, плюс сережки в комплекте, я преподнес Ксюше.
— Боже, Рафаэльчик! — расчувствовалась Алла. — Какая прелесть!
— Это ларимар, ценнейший камень, — пояснил я. — Его можно найти лишь в Доминиканской Республике.
Секретарша поспешила сунуть подарок подальше от любопытных глаз, облобызала меня знойным взглядом, и показала на свободный стул:
— Посиди чуть-чуть. Сейчас пойдет Зураб Константинович, а потом я запущу тебя.
Я присел рядом с Церетели, беззаботно закинул ногу на ногу и стал насвистывать себе под нос «Марсельезу»: «Отречемся от старого мира, отряхнем его прах с наших ног.» Гаудиньш больше нет! Вот это подарок!
Скульптор бросил на меня уничижительный взгляд.
Рафаэль:
— Ваяете?
Церетели:
— Ваяю.
Рафаэль:
— Ну-ну.
Не говоря ни слова, я этак буднично выложил перед Мироновым запаянный в пленку банковский брикет новеньких пятитысячных — пять миллионов рублей — и стал дожидаться его, несомненно, благодарной реакции. Непредсказуемый Сергей Львович брезгливо покрутил упаковку в руках и неожиданно катнул ее по полировке стола в мою сторону.
— Забирай, это не мое! И попроси там следующего!
Он уткнулся в бумаги, давая понять, что больше меня не задерживает.
Я обиженно пожал плечами, кинул деньги в детский рюкзачок, в котором обычно транспортировал крупные суммы, и двинулся к двери.
— БЕЛАЗЁРАВ!!! — окликнул он меня. — Куда это ты намылился?!
Его лоб разрезала выразительная морщина ярости.
Рафаэль:
— Я? Попросить следующего…
Сергей Львович вскочил, сам не свой, будто собирался наброситься на меня с кулаками, но вместо этого забегал по своему огромному кабинету, как припадочный, кривляясь и корча чудовищные гримасы. Этот нервно-паралитический тип давно мне осточертел, но каждый раз я малодушно принимал его параноидальную игру, потому что сей тиран кормил меня с руки, а я находился в катастрофической зависимости от него.
