— Чей котёнок опять обкакался? — Белка отвесила Зебру внушительный подзатыльник.
— Ну почему-у-у-у?! — едва не заплакал Жирафф.
— Неужели ты надеялся, что тебе это сойдёт с рук? — пришёл в недоумение Бегемот.
— В том-то и дело, что надеялся! Я думал, Жирафф ни за что в жизни не будет открывать дорогой коньяк. Поставит дома в сервант на видном месте и будет только пылинки сдувать да гостей водить, показывать. Я и решил: не пропадать же добру?!
Добровольное признание смягчило вину Зебра. Через пятнадцать минут вытхуянцы вспоминали произошедшее, как забавный анекдот.
Между тем ночная феерия набирала обороты.
Музыка крепчала, официанты сбились с ног, девицы на сцене совсем распоясались. Зебр превратился в морской бинокль, пытаясь рассмотреть их во всех подробностях.
— Пошли танцевать! — не сиделось ему. — Чего сидим, кого ждем?
Вытхуянцы, наконец, поднялись.
— Можно просочиться? — вежливо попросил Бегемот отдыхающих за соседними столиками и попробовал протиснуться всей своей необъятной массой.
Далее все вокруг заходило ходуном, затрещало, сплющилось, кто-то пролил красное вино на платье. Дамы возмущённо запищали, а мужчины что-то разъярённо пробурчали.
— Меня никто никогда никуда не может послать! Посылаю я! — с достоинством отвечал Бегемот.
Окончательно застряв между столами, он, наконец, оставил попытки выбраться к проходу и вернулся на место…
По дороге Зебр инструктировал Жираффа, как вести себя на танцполе:
— Ты, Федя, запомни главное правило вип-тусовки: не верь, не бойся, не проси!
— Ну, не зна-а-аю! Я не запо-о-омню!
Сам танцпол оказался полностью стеклянным. Внизу, под ногами, было подсвеченное прожекторами море. В воде танцевали русалочки, изумрудно искрились их чешуйчатые хвосты.
— Я летаю! Я в раю! — впала в транс Белка.
— Эй, наркоманы, разойдись! — Зебр с разгону врезался в толпу танцующих, увлекая за собой друзей. — Вытхуяндия рулит!
Первое, что увидел Осёл, оказавшись в эпицентре буйного веселья — это силуэт превосходной танцовщицы, резко очерченный эффектом стробоскопа. Молодая особа танцевала так виртуозно, с такой неистовой энергетикой, что всё вокруг блёкло и терялось, превращаясь в мёртвое пространство. Она была как минимум королевой этого бала, весь её сумасшедший танец являлся ни чем иным, как ликующим гимном молодости, красоте и телесному совершенству.
В следующую секунду, продравшись взглядом сквозь яростные всполохи цветомузыки, Осёл признал в девушке Василису. Его сердце сначала коварно замерло, а потом выбросило в кровь столько адреналина, что на целого «Евгения Онегина» хватило бы.
Девушка танцевала сама по себе, игнорируя многочисленные знаки внимания со стороны парней, и только иногда кивала или махала рукой знакомым. Заметив Осла, она, ничего не говоря, притянула его за руку и заставила двигаться в унисон.
— Почему ты больше не приходишь в аквапарк? — прокричала Вася. — Я уж думала, что больше никогда тебя не увижу!
Осёл отвечал, что, увы, не всё зависит от желаний, что человек — раб обстоятельств, а потому его удел — служить могильщиком своих смелых дерзаний. Что если б он мог, он только и делал, что пил бы в аквапарке Васин апельсиновый сок. Даже если бы ему пришлось выпить столько сока, сколько содержится во всех апельсинах мира. Потому что жизнь без девушки, без её чудесных глаз убога и сира.
— Твои слова, твои рифмы! — не сдержала Вася восхищения. — Ты совсем не похож на тех парней, с которыми я общаюсь!
— Охотно верю, знаю, что судьбою Я соткан из особого покрою.
Мне с детства говорят, что я иной, Что ждёт меня беда и геморрой!
— Люди всегда чмырят тех, кто выбивается из привычных стереотипов. Тем более тех, кто значительно умнее. Но это не повод сопли жевать! Оставайся таким, какой ты есть, радуй своими стихами! Не подчиняйся обстоятельствам, дерзай, что есть силы!..
К молодым людям подскочил запарившийся Зебр.
— Ни фига себе! — воскликнул он. — А я думаю, куда свинтил наш Байрон, который лорд? Давай, делись с товарищем — знакомь!
Осёл заметно расстроился, но всё же представил Васю и полосатого друг другу.
— Вася?! — Зебр подозрительно оглядел девушку с ног до головы, но затем, не найдя в её облике ничего мужского, поспешил грациозным движением поцеловать даме руку: — Пардон, мадам! Вам ещё не говорили, что у вас самая классная попка на всём черноморском побережье?.
Затем они вместе танцевали, причём так зажигали, что публика кипятком писала. Кайф сломал присоединившийся Жирафф. Он так усердно водил ноги циркулем и так громко кричал под грохочущий Тесппо-Ноше: «Бухгалтер, милый мой бухгалтер!», что вскоре Зебр почувствовал себя окончательно дискредитированным и настоятельно порекомендовал советнику пойти проведать Бегемота.
— Как настроение его высочества? — спросил Зебр у Жираффа, вернувшись за столик.
— Скучает! — ответил тот.
Бегемот действительно приканчивал в одиночестве бутылку дорогого виски.
Спустя час дошедший до кондиции Зебр каялся в жилетку Жираффу, а вернее — в салфетку на его груди:
— Прости меня, я подонок! Я распоследний подонок!
— Нет, ты не подо-о-онок! — успокаивал его не менее нагрузившийся советник Бегемота. — Ты очень хоро-о-оший!
— Нет, я подонок! — Зебр высморкался в салфетку собутыльника. — Не надо меня очернять!..
— Хочешь, мы будем дружить? — предложила Вася Ослу. Они сидели здесь же, раскуривая кальян.
Тот от счастья не сразу подобрал рифмы…
— Профитроли, хочешь, мы будем дружить? — предложил Зебр. — Дай я тебя поцелую!
Принесли счёт, и Жирафф при помощи очков и калькулятора сбивчиво проверял его. Полосатый полез к советнику, но лишь наслюнявил ему лицо, надышал в него густым перегаром. Одну стекляшку в очках длинношеего залепило паром.
— Жирафф, у тебя очко запотело!
…На улице таяли звёзды. Шоколадный гламур ночи стекал бесполезной жижей под ноги вытхуян-цам.
Жирафф, взбираясь по лестнице, нечаянно навернулся, да так, что поцарапал о ветки лицо и до крови ободрал колени. Осёл помог ему подняться, а Зебр ухмыльнулся:
— Пустячок, а приятно!
— Нет, посто-о-ойте! Я требую продолже-е-ения банкета! — всё ещё рвался в бой юбиляр.
— Ему нельзя работать с асфальтом, — подметил полосатый, — у него сразу начинается асфальтовая болезнь!
Осёл поцелуем попрощался с Васей и посадил девушку в такси. Зебр завистливо сплюнул:
— Эх, велика ты, Россия-матушка, а переспать не с кем!
