Несмотря на встречное течение, корабль отплыл уже довольно далеко. Грономфа постепенно отдалялась и теперь причудливыми очертаниями напоминала какой-то волшебный город из доброй сказки.
Наконец Арпад решил, что опасность миновала, и попросил Кирикиля сообщить об этом своему хозяину. Яриадец удалился. Вдоволь насладившись видом с правого и с левого бортов, Арпад последний раз взглянул на Грономфу, с которой ему предстояло совсем недолгое расставание: в Де-Вросколе ему было велено сойти на берег и вернуться в столицу посуху. Вдруг он заметил несколько малых беспарусных галер, низких, узких и очень длинных, вышедших из горловины защищенного семью фортами прохода. Галеры были боевые, и в этом Арпад быстро убедился, едва только напряг зрение. До последнего момента он еще тешил себя надеждой, что корабли повернут в противоположную сторону или возьмут курс на другой берег, но, когда они двинулись точно вслед вистроге, быстро сокращая казавшийся неодолимым отрыв, он понял, что, скорее всего, галеры гонятся именно за ними и, без сомнения, скоро их настигнут. Он громко выдохнул и тут же схватился за трос, ибо у него перехватило дыхание и всё поплыло перед глазами.
Галеры приближались. Две из них состояли в «Белой Армаде», три явно принадлежали Вишневым плащам, а остальные, чуть поотставшие, несомненно, числились в грономфском гарнизоне.
К Арпаду нетвердой походкой подошел счастливый ДозирЭ и дружески оперся на его плечо. Лицо молодого человека сияло: сказалось время, проведенное с возлюбленной. Его глаза радостно блестели. Взгляд был пьяный, блуждающий.
Арпад едва нашел в себе силы указать дрожащей рукой на нагоняющих их преследователей.
Белоплащный воин прошептал проклятия.
– Это погибель всем нам! – пророческим голосом молвил Кирикиль и утер со лба обильно выступивший пот.
– Что нам делать? – спросил Арпад.
– Я буду сражаться, сражаться до конца, – решительным тоном заявил ДозирЭ.
– В таком случае мы все погибнем, – глухо возразил Арпад. – Посмотри, рэм, на галерах не меньше полутысячи цинитов, а нас только трое.
– Почему трое? – удивился Кирикиль. – Мой хозяин стоит не меньше двадцати воинов, я – еще десятка. Ну и, наверное, ты, Арпад, одного одолеешь, если тебе, конечно, повезет. Итого более тридцати. Совсем неплохо, а?
Арпад укоризненно посмотрел на бесцеремонного яриадца.
– Ты можешь предложить что-то иное? – с безысходной грустью спросил ДозирЭ у Арпада.
Тот надолго задумался.
– Спасение есть, – после паузы сообщил он, произнеся это, однако, без всякой надежды.
– Говори же! Чего ты медлишь, сын гаронна? – нетерпеливо топнул ногой Кирикиль. – Или ты хочешь, чтобы мы болтались на рее вверх ногами со вспоротыми животами и с выколотыми глазами? О, Великаны, я так мечтал увидеть Яриаду – свою священную Родину! Я так мечтал преклонить колени перед…
ДозирЭ взглядом остановил пустословие слуги. Кирикиль с трудом проглотил ком всего недосказанного и кротко потупил взгляд.
– Итак, спасение есть, – повторил Арпад. – Но ты, грономф, слишком молод, беспредельно горд, сверх меры честен, порядочен, безмерно храбр и уж очень любишь свою люцею, чтобы совершить такой поступок, который без препятствий привел бы нас к избавлению. И если я сейчас и поведаю об этом способе, то без всякой надобности, без надежды, лишь для того, чтобы ответить на вопрос. Надеюсь также, я не оскорблю, рэм, твое белоплащное достоинство, ибо даже во сне не помыслил бы о реальном исполнении этого подлого плана.
ДозирЭ кивнул головой, заранее прощая.
– Что ж, следует просто избавиться от Андэль. Ведь ищут ее, и в чьем стане найдут, тот и виновник, тот и вор. Без нее наше присутствие здесь, на этом корабле, лишь невинная прогулка.
– Ее просто надо спрятать! – воскликнул Кирикиль, ударив себя по голове. – И как я сам не догадался! Ну, Арпад, просто удивляюсь, почему ты не тхелос: мудрость твоя заслуживает немедленного вознаграждения.
– Нет! – Арпад остановил яриадца. – Судно маленькое, и девушку сразу найдут. Посмотрите, сколько Вишневых плывет на этих галерах. Их разве обманешь? Путь только один… Причем необходимо прикрепить тяжелый груз, чтобы тело сразу пошло ко дну…
Кирикиль заглянул за борт и, догадавшись, о чем идет речь, в ужасе поднял брови. Через мгновение он уже держал на полувытянутой руке свое длинное тонколезвийное оружие, готовый проделать в теле бывшего гиоза столько дырок, сколько позволит ДозирЭ. Но молодой человек, на удивление, молчал, хотя лицо его отражало невыносимую муку, а глаза жарко горели. Арпад исподлобья наблюдал за ним, не обращая на угрожающего Кирикиля никакого внимания.
– Это невозможно! Лучше умереть! – наконец в отчаянии выдавил ДозирЭ.
Кирикиль, а вместе с ним и Арпад облегченно выдохнули…
Сюркуф наконец оставил в покое груду онисов, в которых долгое время что-то искал, развертывая один за другим тугие свитки и быстро пробегая глазами по строчкам. В неверном свете факельницы можно было заметить, как дрогнули его губы в легкой презрительной ухмылке.
Тело человека, которого только что втащили и бросили лицом вниз на плохо отесанные каменные плиты темного подвального помещения, покрывали рваные лохмотья, перепачканные кровью. На его руках и ногах зияли многочисленные совсем свежие раны, пальцы были перебиты или выломаны.
Сюркуф слегка повел глазами, и вперед вышли два широкоплечих служителя в грубых забрызганных кровью паррадах. Они вылили на тело несчастного холодную воду.
Бедняга шевельнулся и приподнял голову. Черно-синее лицо молодого мужчины сильно разбухло, особенно у глаз, которые превратились в две заплывшие узкие щели. Кроме того, у него был перебит нос, рассечены в лоскуты губы, а во рту на месте крепких молодых зубов зияла пугающая пустота.
– Я всё сказал! – прохрипел мужчина, испытывая при каждом слове невыносимые мучения. – Неужели… неужели вы не убедились, что я ничего не знаю!
Сюркуф вдруг вскочил и подбежал к допрашиваемому. Несколько сильных ударов ногой в бок заставили несчастного скорчиться от боли и глухо завыть.
– Если ты, жрец, ничего не знаешь, тогда кто знает? – заорал Вишневый. – Что я скажу своим грозным начальникам, а они, в свою очередь, Божественному? Что никто не знает, куда делась Андэль во время Большого моленья в храме Прощения? И кто избил Панацея и разбил его паршивый череп?
– Я уже сказал, – медленно отвечал жрец, с трудом выговаривая слова и сильно их коверкая, – что к Панацею приходил… приходил воин Белой либеры, сотник. Имени его я не знаю… Ради Гномов, ради Бога нашего, отпустите меня! Я ни в чем не виноват! Это грех – пытать невинного. Тебя покарают гаронны!..
– Ты слышал, Белмодос, он еще и угрожает! – усмехнулся Сюркуф, обернувшись.
– Может, его еще и на совет ристопии отвести? – ответил писарь, к которому обращался Сюркуф. Это был юноша со шрамом на лице, сидевший за столом в глубине помещения.
