— Мужики, а какой здесь ОМОН работал?
Палыч резко обернулся ко мне.
— Слышь, парень, не дури. Ее не вернешь. А им отзовется. Из этой командировки не все из них вернутся. И из следующей. И из всех дальнейших. А их много еще будет, командировок этих, поверь.
17 сентября 1999 года. Рейс Махачкала — Москва.
Летели молча. Костик время от времени предлагал мне хлебнуть дагестанского коньячку. Он правда был неплохой. И не скажу, что его было мало. Я не отказывался. Стасик не пил. Он летел к жене. Я от жены улетал. Костик пил просто так, хотя нет, не просто так, а чтобы меня поддержать.
Разговаривать было не о чем. Все про все знали. Мы знали, что Стаса сбили с ног сразу, уложили лицом в пол. Помочь Барият он не мог ничем. Ему самому повезло. Даже эти ублюдки не могли проигнорировать его слишком славянскую внешность. Поэтому сразу не убили. Обыскали, обнаружили московские документы. Надели наручники. Отправили в Махачкалу.
Там, в комендатуре, мы его и обнаружили.
Да, спутниковый телефон омоновцы, естественно, сперли. А пульт расколошматили, потому что не знали, что это такое. Точнее, спросили у Стаса. Он им объяснил. Ну, они, видимо, и решили, что с телевизионной техникой связываться стремно. А если спереть нельзя, значит, надо сломать.
Я в Махачкале попробовал пошуметь по этому поводу, да где там — концов не найдешь. Да и сил не было. Пусть Саныч разбирается, если хочет.
Прилетели в Москву. Нас встречала машина, как положено. Доехали до города. Попросил остановиться. Сказал, что поймаю такси — так быстрее будет. Ребята вышли, мы обнялись. Они сели, уехали.
Я поймал тачку, приехал домой. Позвонил родителям. Они, конечно, с ума сходили. Хотя знали в общих чертах о наших приключениях из новостей, репортажи мои слушали. Про то, что я, наконец, женился, естественно, не рассказал. Смысла не было. Принял душ, съел кусок колбасы, купленной по дороге, изрядно хлебнул подаренного Костей коньяку и лег спать.
Буднично так все закончилось.
18 сентября 1999 года. Москва.
Меня разбудил телефонный звонок. Открываю один глаз. Смотрю на часы — 11.00. Ладно, нормально.
— Алле.
— Кира, привет, это Миша.
— Здорово, Саныч.
— Ты как?
— Нормально.
— Ты сегодня на работе будешь?
— Михаил Александрович, побойтесь бога, я ночью прилетел.
— Да нет, я не в смысле работать, ты теперь отдыхай сколько хочешь.
— Недели две-три.
— Обсудим, я просто встретиться хочу, поговорить.
— Ну… давай.
— Хочешь, я за тобой машину пришлю?
— Было бы неплохо. Я сегодня за руль как-то не очень…
— Давай собирайся, водитель тебе снизу позвонит.
Вот и родное «Останкино». До кабинета Нелюбова добирался минут сорок. Каждый второй, а у меня там каждый второй — знакомый, так вот, этот самый каждый второй считал своим долгом бросаться ко мне с объятиями, ну, в лучшем случае руку пожать, а потом начинались реплики «ну, ты как?», «ну ты даешь», «ну ты герой», «мы тут переживали» — перечень не полный. Я улыбаюсь, а мне тошно. И ведь они ни в чем не виноваты, они искренни, а мне все равно тошно.
В приемной Нелюбова обе секретарши расплылись в улыбках. Хорошие девчонки. «Да, Михаил Александрович ждет вас, да, проходите, конечно».
Захожу в кабинет.
— О-о-о!!! Здорово!
Нелюбов вытащил свое крупное тело из кресла, обошел стол.
Обнялись.
— Садись.
Я сел.
Он — напротив, не на начальственное место, а напротив. Правильная манера.
— Ну, ты как?
— Нормально.
Нелюбов внимательно смотрел на меня. Я молчал.
— Я знаю твою историю.
— Какую?
— Ну… эту… грустную.
— Уже натрепали?
— Просто знаю.
— Кто? Костя или Стас? Больше некому!
— Да нет, по военной линии.
— Ого, круто.
— А что, ты фигура заметная.
ТОНКИЙ ЗНАТОК ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ ДУШ. Но я не отреагировал.
Помолчали.
— Кир, тебе сколько времени надо, чтоб прийти в себя?
— Почему такой вопрос?
— Ну… понимаешь, то, что ты по телефону передавал, это классно. Но вы ведь и сняли там такое! Ни у кого нет. Надо фильм делать. Пока тема горячая.
Я опустил голову. Долго молчал. Наверное, даже очень долго.
— Знаешь, Саныч, Я НЕ БУДУ ДЕЛАТЬ ЭТОТ ФИЛЬМ.
Нелюбов заглянул мне в глаза.
— Почему?
— Не хочу… И НЕ МОГУ.
— Да как же…
— А что? Ножкин все материалы знает, лучше меня, кстати. Он же снимал. Информацию собрать — у нас редакторов полно. Текст написать — тоже гении есть, stand-up мой есть один, для красоты, тот, с горы над Ботлихом. Чего еще надо? Зачем я для этого?
Помолчали.
— Слушай, Кир, скажи честно, тебе совсем херово?
— Честно? Совсем.
— Но… ты не уйдешь?
— Слушай, Саныч, вот был бы я умным человеком, сказал бы — не знаю. Ты бы мне сразу жалованье удвоил. Но поскольку я постоянно во всякое дерьмо влипаю — значит, не очень умный. Поэтому скажу — не уйду. Только не трогайте меня недели три, ладно? Будем считать, что у меня внеплановый отпуск, хорошо? А насчет прибавки — не возражаю.
Нелюбов вздохнул с облегчением. Он даже, против обыкновения, не смог этого скрыть.
— Хорошо-хорошо, конечно, отдыхай, три недели я тебе гарантирую.
— А прибавка?
— А… да… я подумаю…
— Ну, пока.
И вот, наконец, пресс-бар. Я так мечтал о нем! Захожу. Как вы думаете, кого я там увидел? Правильно, Женьку Козлова. И всех остальных — наших. Наш мир прочен. Ничто не может его поколебать!
Ну, меня только на руках не качали. Женька только что вернулся из Грузии. Прочен мир! Но главной изюминкой вечера стал, по замыслу компании, я. Все-таки у меня была, мягко говоря, более оригинальная командировка. Но ожидания общества не оправдал. Нет, мне было тепло и уютно, я был среди своих близких друзей. Но… Не перло из меня как-то. Мальчики и девочки были немного удивлены. Они меня таким раньше не видели. Да и я себя таким раньше не видел. Но люди чуткие. Знают, что всякое случается. По себе знают. От меня отстали. Наливали, улыбались, даже приносили тарелки с закуской, но приставать с расспросами перестали. За столом воцарился Женька. Я был ему благодарен.
