Костя со мной в целом согласился, только сказал, что не очень понимает, как сваливать. Я сказал, что тоже не очень понимаю, военные — это стена. Но продолжаю надеяться на него, Костю.
Прошло еще два дня. Мы сидели в садике, на лавочке. Изнывали от тоски. Хоть солнце выглянуло, а то совсем рехнуться можно.
Вдруг подъехал «пазик». Из него вышла группа офицеров. Погон не различил, но по общему виду — чины не маленькие.
Что бы это значило? Пока обсуждали эту тему, вышел Костя.
— Кирилл, пойдем быстрей.
Я вскочил. Заходим в Костин кабинет. Два подполковника, полковник и генерал-майор.
— Знакомьтесь, — говорит Костя, — Кирилл Крестовников, программа «ВЗОР».
Пожимаю руки.
— Генерал-майор Костюков Владимир Андреевич, — представляет Костя персонально.
Я сдержанно, как подобает, улыбаюсь. Рассматриваю. На Арбатский военный округ точно не похож. Во-первых, не толстый, во-вторых, не холеный, а также не надутый, не важный, лицо не жлобское, я бы даже сказал, умное. И загорелое. Либо в кабинете не сидит, либо в солярий ходит. Что ж, и то, и другое — неплохо.
— Костя сказал, что у вас, Кирилл, проблемы? — Ого! Генерал — на «вы»? Большая удача!
Пересиливая свою интеллигентски-либеральную натуру, выдавливаю:
— Так точно, товарищ генерал-майор.
— Можно просто Владимир Андреевич. Мы в группу «Восток» летим, можем вас прихватить. Хотите?
Я чуть не подпрыгнул, чуть не назвал его Андреичем. Короче, могло получиться «так точно, товарищ Андреич».
Вместо всего этого я сказал:
— Да.
Генерал посмотрел на часы.
— Десять минут.
— Спасибо! (Ни «товарищ генерал-майор», ни «Владимир Андреевич», просто «спасибо»).
Выскочил из кабинета.
— Мужики, быстро! Мы улетаем!
— Куда? — хором.
— На Багамы! Быстро, я сказал!
Мужики метнулись в дом. Я к себе — схватил рюкзак, собирать-то нечего, выскочил в коридор, наткнулся на Пехоту.
— А как же техника? — пробормотал Пехота.
— Ты остаешься, с техникой.
— Не-е-е, я с вами.
— Тогда техника остается.
— Да как же?
— Не рассуждать!
Я влетел в кабинет Кости. В присутствии генерала и господ офицеров (выбора не было) выпалил:
— Костик, родной, мы эту фигню в ящиках здесь оставим, ладно? Нам она там не нужна. А ты… слушай, ты нам уже здорово помог, помоги еще раз, мы потом свадьбу твоей дочери снимем, если она у тебя есть, или сына, на профессиональной технике, понимаешь, классно получится, так вот, помоги еще раз, присмотри за этой халабудой, а если отсюда в Ханкалу перебираться будут, перекинь ее туда как-нибудь, прими меры, ладно?
Произнеся все это, я вспотел. Боже, какой текст. Что они подумают? Кажется, мы уже никуда не летим.
Господа офицеры ржали. Господин генерал улыбался.
— Ну, Кирилл, у вас экспрессии! Костя, помоги человеку. Если бы все так за державу радели!
Костик, безумно напрягшийся в процессе моего монолога, моментально расслабился.
— Да не вопрос, Владимир Андреевич, сделаем.
Все встали, начали выходить на улицу. В дверях Костя придержал меня за локоть. Шепотом:
— Ну, Крестовников, ну ты гад. — Но глаза улыбались.
В вертолете («МИ-8») я окончательно осмелел. Не выбросят же нас. Подсел к генералу, перекрикивая шум, спросил:
— Владимир Андреевич, а почему вы нас с собой взяли? Никто не хотел, а вы взяли?
Он по-свойски хлопнул меня по колену, но на «ты» не перешел:
— Потому что вы наглый, это раз, потому что рожа у вас не жирная, это два, и потому, что я телевизор смотрю иногда, это три.
Ну, первые две причины мне понятны. В общем, согласен. А насчет третьей решил уточнить:
— А при чем здесь телевизор?
— А при том, что я знаю, как вы работаете. Вы не продажная тварь, не маменькин сынок и не дурак.
Вот так, нарвался на комплимент. А ведь не хотел. Или хотел? А не ваше дело.
Свершилось!!! Мы в войсках! Я люблю войска. Чистое поле. Длинные ряды зеленых армейских палаток.
Внутри — свой, ни с чем не сравнимый уют. Печка-буржуйка (конец октября), койки с армейскими матрасами (между прочим, довольно удобно), свет от генератора, в углу работает телевизор (от генератора) — картинка паршивая, но это не главное, главное — ощущение.
На одной из коек — боец: тельняшка, на голове — вязаная шапочка (ох, Дима), только шапочка стильно завернута почти до самой макушки, в ушах — наушники, на животе — плеер, не то музыку слушает, не то спит.
На другой койке солдат, согнувшись, пишет письмо. Некоторые, в углу, у телевизора, развалившись на койках и задрав босые ноги на вещмешки, галдят. Негромко так, о своем, о дембельском. Хотя я знаю — у многих это еще не скоро, но все равно — главная тема. Мое личное ощущение — уютно и почему-то совсем не скучно. Атмосфера!
Это — солдатская палатка.
А вот — офицерская. Все то же самое, в точности. Даже галдеж. Только не о дембеле, а о гарнизоне — мирная жизнь, жена-дети, светские сплетни, спокойная служба. Еще одно отличие — подмигивание: не желаете ли водочки (спиртику), а вот колбаска, лучок. Но спокойно так, без фанатизма.
И в той, и в другой палатке говорят о бабках. На этой войне солдат получает 950 рублей в день. Офицеры больше. На выходе получается приличная сумма. Любимая тема — кто на что потратит. Но мне почему-то кажется, что в результате потратят совсем не на то, о чем мечтали. Особенно солдаты.
О бабах тоже говорят, но это всем известно.
Особая тема — бани. Вот не вытравили из души русского человека эту святыню ни монголы, ни войны, ни голод, ни коммунисты. Причем баня — это не «Сандуны», — тут дело не в пиве и раках. Этого тут нет. А бани есть. И не сказал бы, что дело в паре. Какой уж такой пар во временно сколоченной хибаре? Так себе, хотя есть, конечно, и пар. Но дело тут все-таки в другом. Солдаты и офицеры хотят быть чистыми. Даже на войне. Хотя и женщин нет (почти нет), и оправдание быть грязным очевидно — война! — а вот хотят мыться. Я видел страдальческие лица людей, по какой-то причине лишенных этой возможности (перебрасывают с места на место, не успевают построить).
Поэтому войска, от взвода и выше, всегда, при любых обстоятельствах стремятся первым делом сколотить баню. Даже раньше, чем окопы и блиндажи. И гостей (нас, например) первым делом приглашают. Если ты приехал в часть, а тебе не предложили баню — значит, ты гад, враг, продажная тварь или… мент.
