Наконец прибыли медики и милиция. Никиту положили на
носилки.
– Он выживет? – с робкой надеждой спросила я.
Хмурая женщина с утомленным лицом равнодушно уронила:
– Сделаем все возможное.
Санитары и один из милиционеров, крякая от тяжести ноши,
подняли носилки.
– Как выносите?! – рявкнула докторица. – Не ногами, а
головой вперед тяните!
– Тяжелый, зараза, – выдохнул санитар, ворочая носилки.
Оставшиеся служители закона приступили к моему допросу. Но я
только блеяла нечто, на их взгляд, невразумительное.
– Не слишком похоже, что он тут постоянно живет, – вздохнул
один из дознавателей, окидывая взором убогую обстановку, – все-таки редактор
популярной газеты, небось хорошо зарабатывал, а такое свинство кругом.
Я была с ним абсолютно согласна. Насколько знаю, у
милиционеров существуют оперативные квартиры. Сдается, что эта из таких. Кое-кого
из своих информаторов Павлов не мог позвать в редакцию и не хотел приглашать
домой, вот и снял убогую жилплощадь для встреч с такими людьми. Естественно, он
тут не жил. Скорей всего, завершив все свои дела, поехал на встречу с
«агентом». Впрочем, если учесть коробку конфет «Моцарт», то на стрелку должна
была явиться женщина.
Задав мне еще кучу вопросов, милиционеры велели отправляться
«по месту прописки». Я не стала спорить и быстренько покатила к Харитоновым.
Начинался чудесный апрельский денек. Ласковое солнышко
весело поднималось из-за горизонта. Кое-кто из ранних прохожих, почувствовав
приближение жары, снял с себя курточки и плащи. Даже гаишник на посту
неожиданно улыбнулся во весь рот.
Но мне было тошно. Две смерти за одни сутки – это слишком
для простого человека, не работающего в больнице или морге.
Во дворе дома Харитоновых машин не было. Ни Кешкиного джипа,
ни Ольгиного «БМВ», домашние уехали на работу. Зато прямо у подъезда скучало
такси.
Не успела я удивиться, кому в доме, где на каждого члена
семьи, включая грудных младенцев, приходится по автомашине, мог потребоваться
наемный экипаж, как из дверей выскочили Маша и Варя. Манюня была одета в форму
своего колледжа – клетчатая юбка в складку, белая блузка и темно-синий пиджак с
золотой эмблемой учебного заведения. Варя тоже в клетчатой юбочке, но пиджачок
черненький, впрочем, издали ее наряд можно было принять за форму.
Увидав меня, девицы присмирели. Первой, естественно, опомнилась
Маня.
– Мусечка, – прошептала она, – а мы думали, ты еще спишь!
– Куда собрались?
– Да вот, – зачастила девочка, – Кешка с Зайкой опаздывали
на службу, меня везти в колледж некому, пришлось такси вызывать!
– Мне почему не сказали? – усмехнулась я.
– Зачем, думаю, мулечку будить, – выкручивалась Маруся.
– Ладно, а Варя куда?
– Со мной съездит, – затарахтела Маня, – сидит целый день
дома, с ума сойти можно, у нас ребята хорошие. Представляешь, она ни разу в
школе не была!
Я минутку глядела на их виновато-возбужденные лица, потом
велела:
– Идите в «Вольво», доставлю в лучшем виде.
Девчонки, толкаясь, полезли в салон.
– Таня знает? – спросила я, после того как расплатилась с
шофером такси.
– Знает, – сообщила Варя.
– И отпустила? – изумилась я.
– Да, – решила не пускаться в объяснения дочь Харитоновых, –
у нее мигрень.
– Что же ты ей сказала?
– Ну, – замямлила Варя, – сунула голову в спальню и
спрашиваю: «Мамочка, можно позаниматься русским и алгеброй?» А она: «Конечно,
доченька».
Я засмеялась. Ну, хитрюги. И разрешение получила, и правды
не сказала. Какая же мать запретит ребенку учиться!
Манина школа находится в самом центре, недалеко от гостиницы
«Минск». Директорствует там совершенно замечательная дама, подобравшая
великолепный состав педагогов. И дело даже не в том, что учителя хорошо знают
свой предмет. Маруся, например, говорит по-французски лучше тамошней
преподавательницы. Но все женщины интеллигентны, терпеливы, любят детей и
получают удовольствие от своей работы.
Я завела Варю в класс и пошла в учительскую. Милые дамы
сочувственно поохали, узнав о девочке, и, пообещав поставить ей сплошные
пятерки, велели не волноваться.
Я отъехала на улицу Чехова и огляделась. Смертельно хотелось
кофе и чего-нибудь съедобного. Но на длинной магистрали попадались лишь
какие-то непищевые заведения: банк, химчистка, магазин «Обувь из Италии». Со вздохом
я повернула направо. Улица Академика Костылева! Может, здесь повезет! И точно,
в доме девятнадцать на первом этаже уютно устроилось маленькое кафе. Я вылезла
и пошла к входу. Вдруг неожиданная мысль заставила притормозить. Академика
Костылева, 19! Да ведь именно здесь проживает некая Нина Лузгина. Хорошо помню
адрес, возникший на экране компьютера, когда Зоя стала двигать текст. Нина
Лузгина, двадцати пяти лет от роду, с которой якобы жил последнее время Олег
Андреевич Харитонов. Может, это она та самая «падла», которой следовало
опасаться?
Часы показывали десять утра. Так и не глотнув кофе, я
побежала искать семьдесят вторую квартиру.
Говорят, у каждого мужчины существует определенный типаж
женщины. Например, мой третий муж, Макс Полянский, неуправляемый бабник и
потаскун, западает лишь на субтильных дамочек с ярко-рыжими волосами. Другому
подавай грудастых блондинок, третьему – хищных брюнеток, но, очевидно, покойный
Олег Андреевич не имел четко определенных пристрастий.
Дверь мне открыла девушка, совершенно непохожая на
элегантную Таню. Невысокого роста, довольно полная, она куталась в простой
байковый халат серо-буро-малиновой окраски. На бесформенном носу красовались
очки. Довольно высокий лоб украшала россыпь мелких прыщиков, нос испещрен черными
точками. Похоже, девчонка никогда не умывалась с мылом, а о существовании
всяческих «скрабов» и «пилинг-масок» даже не слышала. Впрочем, о дезодорантах
она не знала тоже. В воздухе витал явственный запах пота.
– Вы ко мне? – спросило небесное создание.
– Нина Лузгина?
Девица кивнула головой и, совершенно не смутившись, провела
меня в комнату.
Бардак там стоял невозможный. Сама я не слишком аккуратна и
не склонна осуждать других за брошенные на пол носки. Но такое?..
