– А вот и нет, – ощетинилась Маня, – Наф-Наф.
– Ниф-Ниф, – настаивал брат.
– Наф-Наф, – не успокаивалась сестрица.
– Ниф-Ниф.
– Наф-Наф!!!
– Ну, прекратите немедленно, – не выдержала Ольга. – Кеша,
как тебе не стыдно, споришь с глупым ребенком. Какая разница – Ниф-Ниф или
Наф-Наф?
– Никакой, – успокоился Кешка, – пусть будет по-твоему,
Маня.
– Не надо мне уступать, – заорала Маша, – сейчас точно
узнаем!
И с ужасающим топотом дочь понеслась в библиотеку.
– Не хочу одеваться поросенком, – вырвался стон из моей
груди.
– Не надо, – успокоила Зайка, – завтра пороюсь в костюмерных
и найду что-нибудь подходящее, не расстраивайся, положись на мой вкус.
– Ага, – раздалось из коридора, и торжествующая Маруся
влетела в гостиную, размахивая толстой книгой. – Ага!
– Ну и что? – поинтересовался Кеша.
– Никто не угадал, – возвестила сестрица, – имечко ему
Нуф-Нуф!
– Вот и славненько, – сказала Зайка, – оба плохо знаете
литературу, а спорите.
Кеша и Маня уткнулись в телевизор. Ольга пошла наверх, я за
ней. Так, теперь следует обдумать, как ухитриться обследовать все комнаты.
Невестка расстаралась на славу. В пятницу около одиннадцати
утра влетела ко мне в спальню и, раздернув шторы, воскликнула:
– Примерь-ка!
На кровати громоздился чемодан. Я потянула за «молнию» и
уставилась на нечто желто-коричнево-розовое. Какие-то круги, потом гигантский
чулок темно-красного цвета. Тут же лежала и странная шапочка одного цвета с
чулком. Больше всего она напоминала убор палача – «шлем» с узкими прорезями для
глаз, целиком скрывающий лицо. На макушке отчего-то нашита омерзительная тряпка
цвета детской неосторожности.
– Что это?
– Хот-дог, – пояснила Зайка, – желтое – булка, красное –
сосиска. Здесь, – ее палец с безукоризненным гелиевым ногтем ткнулся в тряпку,
– горчица.
– Ужас! – вполне искренне сообщила я.
– Вот и нет, – возмутилась Ольга, – очень даже оригинально.
Одна такая будешь. Ну, давай, давай, напяливай.
Кое-как, чертыхаясь, я принялась натягивать костюмчик. Через
пару секунд стало понятно: нечего и думать сделать это без посторонней помощи.
Зайка ринулась впихивать любимую свекровь в узкий футляр. Минут десять мы
щелкали резинками и дергали всевозможные «молнии». Наконец мою голову скрыл
колпак, крайне довольная Зайка объявила:
– Гляди, по-моему – потрясающе!
Я попыталась сделать шаг и чуть не рухнула. «Сосиска»
оказалась очень узкой, правда, чуть пониже колен футляр слегка расширялся,
превращаясь в некое подобие колготок удручающе кетчупового цвета. Булки,
представлявшие собой огромные куски поролона, обтянутые парусиной, надевались
на талию. Внизу они свисали почти до щиколоток, вверху доходили до плеч. Руки
предлагалось высовывать в небольшие отверстия, и на них полагалось надеть
желтые перчатки. Шапочка плотно прилегала к лицу и отчаянно воняла чем-то кислым
и невообразимо гадким. Может, актера, носившего данный прикид до меня, стошнило
прямо в маску?
Кое-как, мелко перебирая ногами, я доковыляла до зеркала.
Да, родная мать не узнает! Фигуры не видно совершенно, лица, впрочем, тоже.
Лишь глаза сверкают в отверстиях.
– Класс! – пришла в полный восторг Зайка и заорала: – Кеша!
На клич моментально явились наши собаки. Их в доме живет
пятеро – ротвейлер Снап, питбуль Банди, пудель Черри, йоркширская терьерица
Жюли и английский мопс Хуч. Вся свора влетела в спальню. Последним внесся
запыхавшийся Хучик. Его коротенькие ножки не созданы для гонок по лестницам.
Увидав «хот-дог», псы моментально сели. Потом Снап поднял голову и завыл.
– А ну, прекрати, – разозлилась Ольга, – заткнись
немедленно! Ты чего, хозяйку не узнал?
Конечно, нет, впрочем, остальные тоже выражали недоумение.
Костюм источал незнакомые запахи. Жюли мелко затряслась щуплым тельцем; Черри
так распахнула пасть, что со стороны казалось, будто у пуделихи от изумления
отвисла челюсть; храбрый питбуль на всякий случай забился под диван. Хорошо,
хоть пол сухим остался. Наш отважный Бандюша от страха моментально писается. А
маленький сарделькообразный Хучик залился громким негодующим лаем. Под
складчатой шкуркой и толстым слоем жирка бьется отважное сердце. Хуч смело
нападает на незнакомые предметы, подпрыгивая от возмущения.
– Полный аут, – пробормотал вошедший сын. – Сокрушительный
успех гарантирован. Никто и не догадается, кто спрятан внутри. Во всяком
случае, собаки в нокауте.
Я стащила с головы «шлем» и рявкнула:
– Сейчас же прекрати!
– Ты мне? – спокойно спросил Кеша.
– Нет, – разозлилась я, – Хучу.
Следующие полчаса потратила на то, чтобы покинуть «сосиску».
Руки никак не могли нащупать «молнию», расположенную крайне неудобно.
– Какой дурак шил это одеяние, – кипела я, выползая из
футляра, – надо же додуматься – ни снять, ни надеть.
– Вообще-то актерам положен костюмер, – пояснила Зайка,
помогая избавиться от «булки».
– Ну и как, по-твоему, я справлюсь в гостях одна?
– Очень просто, – не дрогнула невестка, – поедешь одетой, а
когда праздник завершится, попросишь кого-нибудь расстегнуть застежки.
– Ты с ума сошла, я не влезу за руль!
– Запросто, – успокоил Аркадий, – отодвинешь подальше
кресло, подогнешь поролон, и вперед.
Так и сделали. Шапочку с «горчицей» я положила рядом и,
стараясь дышать ровно, понеслась по шоссе.
Костюм оказался на редкость неудобным. Сразу стало жарко, и
зачесалась спина. Я принялась елозить на сиденье, стараясь унять зуд. Куда там!
Скорей всего в «хот-доге» целое гнездо блох и клопов.
Пытаясь почесаться, я чуть было не влетела во внезапно остановившийся
троллейбус, одна из штанг которого отлетела от проводов и угрожающе
раскачивалась в воздухе.
Из кабины выскочил злой водитель и, надевая брезентовые
рукавицы, крикнул:
– Чего уставилась? Ехай дальше.
