– Ну, хули надо?.. – начал было «кепарь».
Колокольчик в прыжке влепил ему прямой в челюсть, поддев ногой по ребрам.
– Хули лыбишься, падла?! Не въехал, чего на кону? Ща не только зубы выбью!
«Кепарь» удержался, схватившись за капот своего «мерса», но на него уже обрушились сразу две биты. Неторопливо подошел Нанаец, небрежным жестом ладони отодвинул двух своих бойцов. Он резко скинул на снег кожаную кепку нелегала, с усилием дернул за волосы и несколько раз припечатал окровавленным лицом об капот, об дверь, дважды о лобовое стекло.
– Пару ребер ломаните ему, – коротко бросил Антон. – И колено. Чтоб месяц отдыхал.
Пацаны снова взялись за биты.
Тем временем еще трое парней заканчивали с центровым. Он оказался потверже и пробовал отбиваться, но значительный численный перевес сделал свое дело. Его быстро повалили в снег, прыгнули на голову и примерно в минуту затолкали ногами под собственный «мерс».
Ученый двинулся к последнему, длинному. Отвертка заломил ему руки за спину, Колокольчик отрабатывал апперкоты снизу.
– Все усек? – спросил Михаил.
– Парни, хватит, все понял… Тачку отдам…
– Атас, поехали! – крикнул Ученый.
Все мгновенно остановились, отдуваясь и сплевывая. Колокольчик нагнулся к обочине, поднял увесистый булыжник и, проходя мимо лежащего у капота «кепаря», словно невзначай выронил камень туда, где минуту назад была кожаная кепка. Которую Антон аккуратно отчистил от снега и уже водрузил себе на голову вместо вязаной «киллерки».
Беседа вытащил из багажника канистру, небрежно плеснул на капот «мерса», поджег…
– Поучили фраеров, называется… – ругнулся сквозь зубы Нанаец, заводя мотор. – Даже мобильника не срубил.
Михаил поморщился. До чего ж все же он жаден. И жесток.
Но надежен.
Вот на той стрелке, когда один его экипаж из молодых создал ситуацию на Ленинском.
«Ситуация»…
Когда ж они стали так подставу называть? Наверно, опять Беседа придумал, он на это мастак, ну да ладно, кто б ни придумал, а ситуацию создали. Антоновы пацаны – он к тому времени уже бригадиром был, причем самым жестоким и беспощадным, – на «Ауди», а зайцы на семьсот сорок пятой БМВ.
Все сделали чисто, тут сомнений быть не могло, потому как вышедшие из «бомбы» четыре здоровенных грузина – все в рыжухе, на понтах – претензий не предъявили. Зато, войдя в образ крутых бандитов, сами платить отказались. Не будем, мол, мы, блатные, всякой швали деньги отстегивать. Пацаны, хоть и двое всего их, держались твердо, наступил как раз вечер пятницы, надо было сдавать свои положенные две с половиной тонны. А Рожкин, известное дело, спуску никому не давал и на расправу был скор. Они предложили: отстегивайте только на ремонт крыла, сами знаете, что неправы по всем гаишным правилам. Но грузины уперлись рогом, забили стрелку. Да еще и пригрозили на прощание, что приведут воров, мало не покажется. А встреча была назначена на Полежаевской площади на следующий день.
Рожкин, как ни странно, в положение вошел и даже развил кипучую деятельность. В результате в субботу на стрелку выехало около восьмидесяти машин. В каждой по четыре бойца. Все в черном, при рациях, при оружии. Этакое показательное выступление для всех московских блатных, и не только. Чтобы всем впредь неповадно было. Раз попал – плати или пожалеешь… Машины расставили в близлежащих дворах; по общей команде они должны были одновременно подъехать, а в них – больше трехсот человек.
Гордые сыны гор этого явно не ждали. В назначенный час на Полежаевской лихо затормозил крутой восемьсот пятидесятой БМВ красного цвета. Следом подкатили еще три иномарки поплоше.
Вот тогда из того самого вчерашнего «Ауди» к ним вышел сам Нанаец. Один. Да, он знал, что все три сотни бойцов рядом, но будь этих сотен пять или десять – от пули не закроют, просто не успеют.
Грузины – не зря же считаются людьми отчаянными и смелыми – Антонову отвагу вполне заценили. Вежливо так, без особого напряга: мол, машину свою отдай, и тебе ничего не будет, отпустим с миром.
Нанаец слушал и молчал. Они продолжали говорить, он назвал Перстня. И вот тут они ошиблись. Имели мы твоего Перстня…
Рожкин почесал затылок. Это был условный знак.
И со всех углов на площадь выехали аварийщики и…
Н-да…
Ученый презрительно оскалился.
Один из этих блатных в белом костюме был. Ну, в общем, отчетливо на том костюме было видно, как себя этот блатной чувствует. Он же первым и прыгнул в свою красную «бомбу». Только ехать было некуда.
И вот тогда Михаил поразился, с каким азартом Нанаец вышибал из них дух. Удовольствие получал, оттягивался по-настоящему.
Три сопровождавшие машины забрали. Чего добру пропадать, в хозяйстве все сгодится. А красную «бомбу» разделали битами так, что и не понять, какая модель была, один металлолом…
20 августа 1997 года
Леся Стерхова
– Ты хоть что-нибудь понимаешь в этих алмазах?
– Откуда, я что, сын миллионера? Сейчас зайдем, спроси у продавщицы.
– На цену бриллиантов влияют четыре фактора, – авторитетно заявил Беседа. – Вес, цвет, чистота и огранка.
– А что важней?
Антон решительно отворил дверь ювелирного салона и отрезал:
– Количество бабок.
Они остановились посреди ярко освещенного, уставленного сверкающими витринами зала. Народу было немного, то есть только они и продавщицы. Охранник у входа подозрительно покосился на компанию из трех одетых в черную кожу парней, кажется, даже полез за рацией или что там у него имелось в качестве тревожной кнопки.
Пытаясь разрядить обстановку, Ученый громко спросил:
– Где тут алмазы?
Охранник окинул его с ног до головы скептическим взглядом и кивнул в дальний угол. Михаил решительно направился к «прилавку». Беседа тут же пристроился за ним, а Антон, выдержав для солидности несколько секунд, лениво двинулся к стеллажу с часами.
«Ну и?..» – злился Михаил, разглядывая выложенные ровными рядами переливающиеся всеми цветами радуги драгоценности. – Лучше б денег дал, пусть бы сама цацки выбрала, а то стоишь тут, как последний лох, пялишься…»
– Добрый день. Может быть, я смогу вам помочь? Если вы скажете, для кого подбираете украшения…
Перед ним стояла худенькая высокая девушка с очень бледным лицом. Девушка как девушка, таких миллионы. «Ничего примечательного», – пронеслось в голове, а губы в это время почему-то выговорили совсем другое:
– Для вас.
Удивительно! Она не нахмурилась, не поморщилась и даже не замолчала обиженно, а улыбнулась:
– Спасибо, но я не ношу бриллианты.
