Не дослушав, Ученый сунул мобильник в карман.
Да-а-а… интересное кино. Надо же, как глубоко это сидит. Никак не думал, что Нанаец о своем комсомольском прошлом ностальгирует, не представлял даже, что жалеет о нем. И о чем жалеть-то? Ну дослужился бы при Советах, как папаша, до второго секретаря, может даже и до первого… Хотя вряд ли, у первых секретарей свои дети имеются. Ну и что бы он получил в результате? Спецмагазины? Так теперь до этого и дослуживаться не надо. Спецбольницы? Да вон их – сколько угодно… Власть? Вроде и это у него есть.
Нет, здесь другое. Ему недостает осознания принадлежности к касте избранных. Не может смириться с тем, что теперь любой Стерхов из Химок, любой Цыдыпжапов из Мухосранска, если есть воля, может стать элитой. С этим не поборешься, это в крови, как ни скрывай, как ни подавляй… И дело не в деньгах. Ему сколько ни дай – ничего не изменится, так и будет ненавидеть тех, кто из дерьма поднялся и рядом с ним на одной ступеньке или выше. Сколько таких? Наверно, еще много. Но реванша не будет. Нас больше, и мы уже никогда не отдадим то, что было завоевано. Не отдадим!
* * *
– Не отдадим! – жестко сказала Леся.
Они встретились на Арбате и сейчас сидели в нижнем зале уютного немецкого ресторанчика. Звучала тихая ненавязчивая музыка. По дороге он в общих чертах, избегая эмоций и комментариев, рассказал о поездке в банк и разговоре с Нанайцем.
– Но сначала посмотрим, как ты превращаешься в толстую бюргершу, – улыбнулся Ученый.
– Ну, это вряд ли.
Пожалуй, согласился Михаил, корми не корми – а все тощая, как жердь. Он быстро перелистал меню, сделал заказ для себя и для Леси, дождался, пока принесут пиво. Она медленно отпила из своей кружки, открыла сумочку, выложила на стол сигареты.
– Помнишь, мы с тобой говорили – давным-давно – про гражданское общество, которое должно уметь защищаться?.. Понимаешь, о чем я?
Да, он понимал. И ужасался. Конечно, она знала о нем все, конечно, она любила его, понимала, но он был уверен, что никогда не услышит от нее таких слов. Честная, законопослушная, миролюбивая, прямо не от мира сего, и вдруг так…
– Знаю, о чем ты думаешь, – кивнула она. – Только, видишь ли, я слегка переменилась, немного иначе на мир смотрю. Может, это плохо, а может, и к лучшему. И не из-за того, что со мной случилось, то есть в какой-то мере и из-за этого, но главное – другое. Понимаешь, это – наш мир, наш с тобой. Твой, потому что ты его с конца восьмидесятых еще создавать начал. А мой – потому что, во-первых, я твоя верная жена, а, во-вторых, тоже люблю именно этот мир и другого не хочу. Я очень счастлива и горда, что эти десять лет была рядом с тобой, помогая создавать эту новорусскую страну, и теперь готова ее защищать от таких, как Антон, до конца. Он же не на тебя даже наехал – на все, что создано за эти годы. Тобой, Перстнем, лабазниками…
Она очень редко говорила так пылко и сейчас разволновалась и даже раскраснелась. В эту минуту Ученый поразился, насколько она привлекательна, – удивительный внутренний свет преображал ее, казалось бы, невыразительные черты так, что ни одна красавица мира не смогла бы достичь такого эффекта никакими уловками. И в который раз уже восхитился собственной проницательностью: с первой встречи смог разглядеть среди блеска алмазов этот самый яркий алмаз. Кто бы еще так понял его?
И все же:
– Да, милая, но только тебе придется уехать.
– Нет!
– Будет настоящая война, а они… Ты теперь знаешь: они ни перед чем не останавливаются.
– Да, знаю. Днем мы с Настей ездили к очень хорошему гинекологу. Так вот он сказал, что детей у меня уже никогда не будет… Представляю, как она веселилась, когда я ей это рассказывала. – Леся опустила голову. – У меня, кроме тебя, никого нет, и если с тобой что-то случится…
– Лесенька, родная моя… – Он протянул руку через стол, взял ее хрупкую изящную ручку, прижал к губам.
Она медленно отняла руку, провела по его волосам, подняла голову. Глаза были сухие:
– Ты уже решил, что делать?
– Соберу старых бойцов. Леху, Эдика.
– А я поеду в Питер. Если получится, сегодня.
– За?..
– За Джоном Джоновичем, – впервые улыбнулась она. – Мобильного его не знаю, позвонить не могу. А адрес все тот же, вряд ли за месяц переменился с тех пор, как он последнее письмо прислал. Не по мылу, заметь, а на хорошей бумаге и от руки.
– А почему не говорила, я ж не ревнивый… Да ладно! Как он? Все бастует на своем «Форде»?
– Ты совсем отстал от жизни. На «Форде» уже давно все в порядке. Профсоюз победил. А Джон сейчас собирается на «Тойоту» переходить. Он же теперь очень ценный работник, его специально чуть ли не сам хозяин этой «Тойоты» приезжал уговаривать. Знаешь, что ему Джон сказал? Я, говорит, перейду, если вы мне письменное обязательство дадите, что разрешаете создать на фирме профсоюз. И ты представляешь, тот ему написал!
– О-о-о! Борец за справедливость хренов…
– Брось! Это же настоящее гражданское общество. Ватага ушкуйников, защищающая свои права. Или казачий круг…
– Это ты меня учить вздумала?
– Ага! – Она схватила опустевшую кружку и хряснула ею о стол. – Помнишь Уленшпигеля? Время греметь бокалами! Пепел Клааса стучит в мое сердце! Не отдадим!
…Снова к Трем вокзалам. Грязь, суета, какие-то подозрительные личности и отсутствие каких бы то ни было билетов на Питер.
– Ну что вы раньше-то думали? – фыркнула кассирша.
Леся растерянно смотрела на табло.
– Может, я на машине поеду? Сама…
– С ума сошла, – отмахнулся Михаил. – Тоже мне, брюнетка за рулем.
Он вытащил мобильник, несколько секунд поколебался, потом решился, набрал Перстня. И через пять минут в депутатской кассе получил билет в СВ.
А потом они долго искали, где бы отправить телеграмму Беседе, а потом долго не могли расстаться возле вагона, а потом он долго смотрел вслед уходящему поезду, будто прощаясь с любимой навсегда.
21 августа 2007 года
Алексей Николин – Колокольчик
Колокольчик, вернее, авторитетный бизнесмен Алексей Иванович Николин, хозяин известной на всю Москву охранной фирмы «Набат», во всем старался подражать горячо любимому шефу. Прежде всего в антураже. Как и Перстень, он вершил дела не в хорошо оборудованном офисе – там занимались какими-то непонятными делами прекрасно вымуштрованные очаровательные длинноногие девушки и изредка появлялись перекусить и поболтать полевые работники, – а в уютном ресторане небольшого речного суденышка, пришвартованного возле гранитной набережной Москвы-реки.
Михаил с удовольствием оглядел владения приятеля.
Комфортабельный двухпалубный теплоход класса «люкс» с просторной террасой на верхней палубе, крытой навесом, разумеется, назывался на редкость изысканно и замысловато – «Москва».
