– Отнюдь, – парировал Кеша, – просто если живешь в
стеклянном доме, не стоит швыряться камнями.
– Что? – не понял Севка.
Зайка мило улыбнулась:
– Аркадий просто хотел донести до вас простую мысль. Если вы
принадлежите к секс-меньшинствам, то не следует презирать людей с другим цветом
кожи. А уж коли приехали в гости, то не надо вводить в доме свои правила.
Повисла тяжелая, душная тишина. Не в силах больше терпеть
эту сцену, я встала и, пробормотав:
– Пойду гляну, что с «Фордом», – быстро выбежала в сад.
Пусть устраивают «гладиаторские бои» без меня.
На улице было совсем темно, но дорожка от дома до гаража
освещалась двумя довольно яркими фонарями. Я вытащила сигареты, закурила и
пошла вперед. Стояла тишина, столь приятная после криков, которые только что
раздавались в столовой. Честно говоря, возвращаться назад мне не хотелось. Я
слишком хорошо знала, что последует дальше. Сначала в спальню ворвется Маня с
воплем:
– Имей в виду, пока эти тут живут, я не буду спускаться в
столовую.
Затем войдет Аркадий и протянет:
– Ну ладно, бывших папочек с их маменьками я еще готов
терпеть, все-таки они хоть какая-то родня, но этот-то что здесь делает? К твоим
многочисленным супругам он никогда не принадлежал…
Еще через пару минут влетит обозленный Севка и гаркнет:
– Естественно, твои дети не имеют ни малейшего понятия о
приличиях, да и откуда бы им научиться хорошим манерам при такой маменьке!
Почему-то всегда получается, что я оказываюсь виноватой у
всех… Нет, домой решительно не хотелось. На улице лучше, правда, сыро, зато
тихо.
Вдруг откуда-то со стороны увядшей клумбы раздался жалобный,
тонкий визг.
– Кто там? – крикнула я, невольно останавливаясь. – Кто?
Раздался плач. Вроде ребенок, хотя нет, не слишком похоже…
Ноги сами понесли меня вперед, через секунду глаза натолкнулись на проволочную
ловушку, которую сегодня утром на моих глазах мастерил Иван. Садовник установил
ее под большим дубом, намереваясь поймать того, кто нагло хозяйничает у нас во
дворе. Надо сказать, что он преуспел.
В желтом свете фонаря было отлично видно, что внутри клетки
сидит довольно тучное существо темно-серого цвета с черной мордой. Больше всего
оно походило на гигантскую мышь, если только в природе встречаются такие
огромные экземпляры грызунов.
Очевидно, несчастное животное было напугано до последнего
предела, потому что оно рыдало в голос. Увидав, как к ловушке приближается
человек, бедняга завопила столь отчаянно, что у меня сильно заколотилось
сердце. Даже если эта крыса и погрызла у нас кусты, зачем ее так мучить? Нет,
надо что-то делать, нельзя оставлять бедолагу в таком состоянии до утра, она
просто умрет…
Я не слишком боюсь крыс. У нас дома жили несколько штук,
правда не диких, а ручных. Эта скорей всего может здорово укусить. Ладно,
сейчас подойду поближе и подумаю, как ее отпустить. Может, открыть дверку
длинной палкой?
Пока я так и этак обдумывала проблему, подошла вплотную к
проволочному «домику» и увидела, что внутри, рыдая от ужаса и отчаяния, сидит
не крыса, не особо тучная мышь, не белка, не бурундук и не лиса, а… Хуч.
– Хучик, – закричала я, кидаясь к плененной собачке. –
Господи, бедный, как же ты сюда попал?
По складчатой морде мопса текли крупные слезы, толстенькое
тельце тряслось, как под током. Вот ведь ужас! Сейчас около одиннадцати,
вернее, четверть двенадцатого, а собак последний раз, как правило, выпускают в
сад около девяти. Честно говоря, за псами никто не следит. Просто кто-нибудь из
домашних распахивает входную дверь и кричит:
– Эй, гулять!
Цокая когтями, стая несется на улицу. Конечно, если бы мы
жили в городе, то обязательно надевали на собак поводки, а на Банди и Снапа еще
и намордники. Люди часто боятся питов и ротвейлеров, что, в общем-то,
совершенно понятно. Но нашим повезло, в отличие от животных, обитающих в
квартирах, они носятся по огромной территории часами, это зимой и осенью, а
летом никто их вообще не ограничивает, дверь всегда раскрыта. Кстати, назад
четвероногие всегда приходят сами, и Ирка страшно злится, если они не садятся у
входа, поджидая, пока им вытрут лапы.
Вот и сегодня все, побегав, вернулись в столовую, а Хучик
застрял в ловушке… Но зачем он полез туда? Приглядевшись повнимательней, я
заметила на коричневых складках обиженной мордочки мелкие желтые крошки. Все
сразу стало на свои места. Сыр!
Иван положил внутрь клетки хороший кусок «Эдама». А Хучик
просто обожает любые продукты, сделанные из молока: йогурты, кефир, ряженку,
брынзу… Сыр же вне конкуренции. Значит, наш обжора унюхал знакомый запах, потом
увидел лакомый кусочек, втиснулся в ловушку и… попался.
Я попыталась открыть дверцу. Не тут-то было, она не хотела
отворяться. Хитрый Иван сконструировал клетку таким образом, что толстенькое
тельце Хуча не давало дверце открыться. Может, вы видели когда-нибудь сельскохозяйственную
машину, уж не знаю, как она называется, которая захватывает пучки соломы, а
через пару секунд «выплевывает» их в виде тугих тюков, перетянутых со всех
сторон проволокой? Получаются такие аккуратные пачки? Вот Хучик больше всего и
напоминал такой брикет. Мопс сидел, сжавшись в комок. Решетки давили на его
тело, и сквозь дырки высовывались куски шкуры. Издали казалось, что Хуч
превратился в шахматную доску, только все квадратики серые. Наверное, проволока
довольно сильно жала, потому что Хучик не мог даже пошевелиться. Толстый,
скрученный «бубликом» хвостик, всегда задорно лежащий у него на спинке, сейчас
выпрямился и, вывалившись в одно из отверстий, безвольно покоился на холодной
осенней земле.
Я схватила Хучика и прижала к себе. Даже сквозь куртку
чувствовалось, какой он ледяной. Мопсы – гладкошерстные собачки, они подвержены
простудам, и Хуч запросто мог подцепить воспаление легких. Виданное ли дело,
пролежать неподвижно в такой холод на мокрой траве!
Быстрее баллистической ракеты я понеслась в дом. Домашние
по-прежнему сидели в столовой и вели разговор на повышенных тонах.
– Все, все люди, сделавшие хоть что-то в области искусства,
– вопил Тузик, – все были из наших! Чайковский, Меркьюри, Нуриев…
– Ерунда, – отмахнулся Кеша, – между прочим, еще есть
Плисецкая!
– Она баба!!! – рявкнул Севка и, увидев меня, удивился: –
Дашка, а зачем ты Хуча туда засунула?
