Отец мальчика принимает все за чистую монету. Он здорово напуган. Я и сам сейчас верю, что могу его расстрелять. Мой гнев, выглядит более весомым, чем возможный гнев Аллаха. Но главное, что теперь у мальчишки будет уход. А я сделаю все, чтобы он выжил. Переводчик Миша удивлённо смотрит в мою сторону. Что я могу сказать ему в ответ?
У машины еще один пациент. На плетёной кровати лежит маленькая девчушка. Сильный жар. Спрашиваю, как давно? Вторую неделю. Перед этим мы смотрели девочку, у которой высокая температура держится уже около месяца. Что за дикость! Как переубедить этих дехкан, что обращаться в таком случае надо не к мулле, а к доктору. За один день многовековые предрассудки побороть невозможно, но девочка очень плоха. Состояние крайне тяжелое. Загружаем девчушку и её отца в десантное отделение машины, едем в госпиталь.
Афганский госпиталь находится недалеко от аэродрома. Нас останавливают у ворот: в госпитале сегодня выходной, приема нет. Что за бред, какой выходной может быть в госпитале?! Среди афганских солдат слышен шёпот: «Русский офицер сердится». И один из них убегает за врачом. Минут через пять к воротам подходит врач, молодой афганец примерно моих лет. Осматривает девочку. Обещает завтра отправить её в Кабул. Отец девочки и один из солдат относят её на носилках в приемное отделение.
Перебрасываемся парой фраз с доктором. В госпитале работает шестнадцать человек, из них только шестеро врачей. Врачи учились в Советском Союзе и в Кабуле. Но могут сделать только перевязку. Нет опыта и нет хирургического инструмента.
Кроме них в провинции есть еще две больницы. В каждой по одному врачу. Три школы. На полтора миллиона жителей провинции Парван. Работа очень опасная. Душманы убивают учителей и врачей.
Возвращаемся в батальон. Прошу Любовь Николаевну держать меня в курсе, как обстоят дела с лечением этой девочки? Если наш фельдшер будет хоть изредка этим интересоваться, возможно, афганцы будут ухаживать за нею немного лучше.
В батальоне встречаю своего ротного. Володя Стародумов возвращается из отпуска по болезни. Был в Союзе, счастливчик! И, естественно, задержался ровно на семь суток. Это конечно, серьезный проступок, но ведь вернулся же! Я бы точно остался. Хотя бы на часок!
Володя показывает письмо от Лёнчика, офицера из Джелалабадского десантно-штурмового батальона, с которым он лежал в одной палате в госпитале: «Передай своему поэту, что во время боевой операции Игорю Овсянникову из гранатомета прострелило ноги. В госпитале их ампутировали…».
В голове не укладывается, Игоря не могли ранить! Это просто какая-то ошибка!
Глава 14. Дивизионная операция
Одиннадцатого января меня со взводом срочно вызывают в штаб дивизии. Необходимо прибыть в разведотдел для получения задачи.
Начальника разведки на месте нет. Он с начальником штаба дивизии в автопарке разведбата. Проводят строевой смотр батальона перед выходом на боевые действия. Я буду работать в составе третьей разведывательно-десантной роты. Маршрут выдвижения… Моя задача… Чистейшей воды плагиат! Я готовил по этому плану одну из засад для своего разведвзвода. А здесь собираются работать целым разведбатом! Ну, да я, конечно, не против! С разведбатом работать куда веселее, чем одному! А повеселиться я люблю.
Пришла агентурная информация: сегодня ночью шестеро пленных хадовцев будут перевезены в кишлак Ахмедзаи. Наша задача их освободить.
Выдвижение начинаем в четырнадцать часов. Выясняется, что операцию будет проводить не начальник разведки, а начальник штаба дивизии. Солидный уровень! Мы выходим к шестнадцатой сторожевой заставе. Оставляем там свою бронегруппу. И выходим на рекогносцировку. Другими словами, уточняем задачи на местности. Готовимся к выходу.
Выход ровно в двадцать три. Вокруг темень, хоть глаз выколи. Уходим на параллельных маршрутах: мы с третьей ротой и, правее нас, вторая рота. Афганский царандой (милиция) подойдет к утру. Наша задача незаметно выйти к кишлакам Ниманхейль и Ахмедзаи, блокировать их. А утром, когда царандой начнет их прочёсывать, поддержать афганцев огнем. Не самая сложная задача!
Между двух душманских кишлаков мы прошли тихо, как мыши. Даже собаки не залаяли. Так нормальные собаки в это время обычно смотрят любимые сны! И только ненормальные шурави пытаются свернуть себе шеи, гуляют в горах. Ну, если у кого есть лишние шеи — так это их личное дело! И оно этих собак не касается.
По всему видно, что в головном дозоре идут толковые ребята. Дорогу знают хорошо. Идем в колонну по одному. Молча, словно призраки. А все-таки рюкзачок дает о себе знать. Тяжеловат с непривычки, хотя кроме боеприпасов и гранат в нем практически ничего больше нет. Хорошо еще, что из бронежилета вытащил практически все пластины. Оставил только два ряда спереди.
По расчетам на задачу мы должны выйти в 4.30. Но что-то там отцы-командиры напутали и мы выходим на место в пол второго. Это не очень здорово. Одеты мы легко, в расчете на движение. Сидеть три часа на леднике никто не планировал. Но шуметь нельзя. Придется заниматься медитацией. Внушать себе черноморские мотивы июльского периода.
Занимаем оборону. Размещаю огневые точки, ставлю задачи наблюдателям. Потихоньку начинаем строить стрелково-пулеметные сооружения из камней. Пока, чтобы не замёрзнуть. А утром, надеемся, что они нас немного прикроют от ответного огня моджахедов.
Рассветает. Внизу серебрится речка Панджшер. Она оказывается не такой уж и маленькой, как я думал. Сверяю с картой точку своего стояния. Как ни странно, вышел точно на задачу. Но на месте оказывается, что задачу необходимо немного уточнить. В нескольких метрах правее нас расположен небольшой выступ. Он здорово закрывает сектор наблюдения. Там могут незаметно подобраться моджахеды.
Приходится выносить туда расчет АГС-17 (30-миллиметровый автоматический гранатомет на станке), приданный мне на время операции и своего пулеметчика. Нужно проверить тропу.
— Сапёры, вперед!
Оказывается, они не взяли щупы. Странно, перед выходом проверял их экипировку. Щупы были на месте. В отличие от саперов группы спецминирования, это бойцы с нашего батальона. Только что прибыли из Союза. На операции они еще не ходили. Трусят. Потому и щупы выбросили. Вот оболтусы!
Приходится шомполом от автомата проверять тропу. Уже на самой вершине снимаю растяжку. Наша осколочная граната Ф-1. Больше мин духи не поставили. Но все равно становится немного не по себе. Ночью на несколько минут выходила луна из-за туч. Приметил я этот выступ еще тогда. Хорошо, что сразу не отправил бойцов на него без инженерной разведки. А то положил бы ребят. Как пить дать, положил!
На рассвете подходят «зелёные» (так мы называем афганских военных и царандоевцев). Начинают прочесывать Ниманхейль. Все происходит на моих глазах. К старшему милицейскому начальнику подходит один из жителей кишлака. Старик с целлофановым пакетом. В бинокль я хорошо вижу, что там лежат пачки афгани (местной валюты). Они долго о чем-то говорят, активно жестикулируя и, видно никак не могут прийти к согласию. Наконец переговоры завершаются. Царандоевец берет пакет у старика и отдает его своему помощнику. А сам докладывает по радиостанции, что прочесывание успешно завершено, моджахедов и пленных хадовцев в кишлаке нет.
