— Зачем? — набычился тот, недоверчиво глядя на незнакомца в штатской одежде, подпоясанного немецким ремнем.
— Документы покажу, — успокаивающе улыбнулся капитан. — Здесь как-то не с руки.
Он пошел к зарослям кустов. За ним, все еще нерешительно, последовал Кулик. Оглянувшись, увидел, как парень в маскхалате забросил автомат за спину и развязал на руках рыжего стягивающий запястья ремень.
Остановившись там, где его не видели оставшиеся у костра, Волков расстегнул ширинку.
— Ты чего? — обозлился участковый. — Издеваться задумал? Пошел по нужде, а меня…
— Не шуми, — досадливо прикрикнул на него Антон. — Пришлось сюда прятать. Читай.
Он подал Кулику туго скрученную трубочку шелковой материи. Развернув ее, участковый увидел красную звездочку, штамп наркомата обороны, печати, подписи, подтверждавшие, что владелец данного удостоверения капитан Хопров имеет право, а все военные, партийные и советские органы обязаны…
— Извините, товарищ капитан, — возвращая шелковку, Кулик немного смутился, но тут же овладел собой. — Однако одежонка на вас, да и появились… Хорошо еще, друг друга не постреляли.
— Ладно, — Волков спрятал шелковку, опустился на землю, пригласив Кулика присесть рядом. — Можешь называть меня Антоном, а я тебя буду звать Алексей. Что за люди с тобой?
— Разные, — сплюнул участковый. — Рыжий, который в дозоре был, Сашка Тур, киномеханик, клубом заведовал. Шебутной маленько, но зато ворошиловский стрелок, мечтает в армию, воевать. Тот, что про предателя рассказывал, — Гнат Цыбух, а второй — Ивась Перегуда. Мы с ними из одной деревни.
— Так, — протянул Волков, — кто они? Что из себя представляют? Колхозники?
— Бузотеры, — горько усмехнулся милиционер. — Перед самой войной обоих в городок отвезли, в тюрьму. А ее разбомбило, они в деревню, домой подались, а и деревни тоже нету — пожгли немцы. Мы у самой границы жили, аисты к немчуре летали. И мои там все…
Подбородок участкового дрогнул, губы скривились, и Антон деликатно отвернулся. Переждав немного, снова спросил:
— За что их арестовали?
— Дралися из-за бабы, — объяснил Кулик. — Была у нас там одна такая, Софка. А потом в меня кто-то ночью из-за куста пальнул. Ну и забрали этих.
— Ясно. Ребенок чей?
— Приятеля мово, Петьки Дацкого, дочка. Куда же ее девать? — обреченно вздохнул Алексей. — Народ разбежался, а тут немец прет. Я двоих подстрелил, — не удержавшись, похвастался он, — связистов. Но оружие забрать не успел, другие появились, а чего с наганом навоюешь против автоматов? Деревня горела, кругом побитые… Поблукал с ребенком по лесу, встретился с Гнатом и Ивасем, а потом уже Сашка попался. Решили на восток. Вот и идем. Родителев у девочки не осталось. Отец в банке службу нес, так банк бомбами накрыло, а мать немцы вбилы.
— Оружие у вас, кроме нагана и винтовки, есть?
— Какое оружие, — снова вздохнул участковый. — Винтовка Сашкина, как он сам говорит, — психологическое оружие. В Осоавиахиме нашел, учебная, ствол у нее засверлен, а у меня патронов мало. Есть еще два топора и дубина.
— Небогато, — помрачнел Волков. — На дороги выходили?
— Не, — мотнул головой Кулик, — там немцы, а чего с моим наганом против танка…
— Понятно… Считай себя мобилизованным, милиционер. У меня задание, которое нужно выполнить любой ценой. Мы много своих людей потеряли, и с оружием у нас тоже не ахти, но разживемся, было бы кому его носить. Твои как, годятся для серьезного дела? Только давай договоримся — без скидок, не на прогулку зову.
— Чего уж, — задумался участковый. — Сашка Тур, пожалуй, самый надежный. Это рыжий, — пояснил он. — Точно пойдет куда надо и не подведет. А остальные… Ивась разве что? Про Гната не знаю. Под немцем оставаться не захотел, но и ты пойми, капитан, советская власть у нас два года была, а до того люди под панами жили, разные промежду местных попадались. И банды в лесах водилися, и постреливали, бывало, ночами.
— Спишь-то, наверное, вполглаза? — улыбнулся Антон.
— Точно, — облегченно засмеялся Кулик, — угадал. Как в воду глядел!
— Девочку как зовут? Настя? Хорошее имя… Только вот, друг Алексей, ребенка нам придется пристроить к добрым людям. Не место ей в лесу, да еще среди мужиков. И дело наше тоже весьма непростое. Нельзя ее жизнью рисковать попусту, ей жить долго надо. Ну, о нашей беседе пока помолчи, я сам к людям пригляжусь, потом и переговорим с ними. Пошли к костру. У вас пожевать есть? А то уже брюхо подвело.
— Найдем, — отряхивая галифе, ответил Алексей. — Картошка спеклась небось, а вот хлеба и соли…
Когда они подошли к костру, там все уже освоились с Костей, даже девочка перестала его дичиться. Гнат выкатил прутиком из горячей золы картофелины, перебрасывая одну с ладони на ладонь, остудил ее и, очистив, заботливо сунул в ладошки ребенку, неумело погладив ее по головке большой рукой.
— Ешь, — он вздохнул и хитро покосился на усевшегося рядом с ним Волкова. — Слышь, капитан, маршалы-то еще до войны говорили, будто малой кровью да на чужой земле воевать будем. А я вон скоро всю Расею своими двумя промеряю… То-то, чужой землицы нам не надоть, но и своей врагу не отдадим. Га?
— Ничего, будем и обратно мерять, — взяв картофелину, спокойно ответил Антон.
— Я вчера, когда на поле картошку нарыл, — начал Сашка, — видел двух женщин. Они болтали, что немцы сообщили про взятие Минска. Не знаете, правда или брешут?
— Не знаю, — стараясь не дрогнуть ни одним мускулом, ответил разведчик. Он подумал, что если даже и удастся выполнить задание, то добраться до своих или сообщить о его выполнении будет теперь ох как непросто.
— Судьба, — вздохнул Ивась. — Не подрались бы мы с Гнатом, не забрал бы нас участковый, так и легли бы вместе с сельчанами. А у меня кабанчик к осени потянул бы прилично весом, хорошую цену мог бы взять…
— Темнота, — оборвал его Тур. — Судьбы мира и социализма решаются, а ты — «кабанчик»!
— Саша у нас культурой заведовал, — похвастался Кулик.
— Какая там культура, — смутился рыжий Сашка, — только все вокруг и знали: «мое да мое».
— А ты желаешь, чтобы все твое стало? — недобро прищурился Гнат.
— Не мое, а наше! — отмахнулся Сашка.
— Ага, — кивнул Цыбух, — своя судьба мне дороже, если ты знать хочешь. Я вишь, в чем топаю? — он поднял ногу, показывая оторвавшуюся подошву сапога. — А всему миру и социализму на это плевать!
Не обращая внимания на завязавшуюся перепалку, Волков отозвал Костю в сторону и предупредил:
— Милиционер, кажется, мужик надежный. Спать будем по очереди. О том, что у нас есть рация, пусть даже разбитая, молчать! Два часа отдыха, и двигаем дальше…
* * *
Завтракали втроем — штурмбаннфюрер Шель, Рашке и обер-лейтенант, выступавший в роли хозяина. Ели молча, недовольные друг другом.
