Человека в ватнике и серых валенках с самодельными галошами из старых автомобильных покрышек взяли под наблюдение на вокзале — он торчал около туалета, пряча лицо за опущенными клапанами ушанки с потертым кожаным верхом и поднятым воротничком ватника. Его спокойная безучастность к проходившим мимо пассажирам, обманчиво безмятежное поведение успокоили и ввели в заблуждение еще молодых, не очень опытных сотрудников — они рассредоточились по залу ожидания и пропустили тот момент, когда человек в ватнике вдруг пошел на улицу. Успели заметить только, как мелькнула впереди черная железнодорожная шинель.
Пытаясь исправить допущенную ошибку, один из осуществлявших наружное наблюдение сотрудников решил пройти другой улицей, чтобы выйти навстречу неизвестному железнодорожнику, но когда он, пробежав переулками, выскочил на мостовую, того уже не было — только не спеша шел мужчина в ватнике и серых валенках, часто приостанавливаясь и бросая по сторонам настороженные взгляды. Вот он свернул к неприметному деревянному двухэтажному дому, открыл дверь подъезда и скрылся за ней.
Пойти за ним следом группа наблюдения не решилась — сотрудники начали наблюдать за подъездом и позвонили в управление, сообщив о встрече неизвестных. Кривошеин и Волков находились на заводе, а дежуривший у аппарата начальник отделения распорядился продолжать наблюдение и, как только железнодорожник и человек в ватнике выйдут, не обнаруживая себя, проводить каждого до места.
Прождав минут пятнадцать, старший группы наружного наблюдения принял решение поручить одному из сотрудников осмотреть прилегающие к дому постройки и дворы. Существовала вероятность, что встреча неизвестных проходит в одной из квартир дома, возможно, имеющего второй выход, и он хотел выставить дополнительный пост во дворе.
Сзади дома, в подъезде которого скрылся человек в ватнике, оказался проходной двор, выводивший в систему запутанных построек, соединявшихся с другими дворами и имевший выход на параллельную улицу. Услышав об этом, старший группы обеспокоился и сам вошел в подъезд, уже думая о том, как он станет оправдываться, если неизвестные засекли за собой наблюдение и использовали проходной подъезд и дворы для того, чтобы оторваться — хорошего в этом случае ждать нечего. Но действительность оказалась еще хуже.
В подъезде оказалось темновато и тихо, пахло пылью и сыростью. Настороженно повертев головой, старший группы начал подниматься по лестнице на второй этаж. За дверями квартир, выходивших на площадку, не слышно ни звука, слабо пропускало свет давно не мытое пыльное окно, на обшарпанных дверях ни табличек с фамилиями жильцов, ни почтовых ящиков — только грубо намалеванные краской номера да узкие щели для писем и газет. Подергав на всякий случай ручки дверей и убедившись, что они заперты, старший стал спускаться вниз.
Отыскивая второй выход, он прошел в глубь подъезда и, увидев под лестницей валенки с галошами, невольно остановился — что это, почему здесь валенки, неужели неизвестный в ватнике переобулся и переоделся? Сделав еще шаг, старший группы наружного наблюдения замер — неестественно подвернув к груди руки и подняв к низкому косому потолку бледное лицо с остановившимися глазами, под лестницей лежал человек в ватнике и низко надвинутой на лоб ушанке…
— Ну?! — влетев в ординаторскую, Кривошеин кинулся к курившему у окна пожилому хирургу в испачканном кровавыми пятнами халате. — Нy, что?!
Вошедший следом за ним Антон остановился у дверей, неловко пытаясь стянуть на груди расползающиеся в стороны полы халата.
Как здесь все напоминает ему собственное пребывание в госпитале: душный запах хлороформа, позвякивание инструментов за закрытыми дверями операционных и перевязочных, длинные коридоры, столы дежурных сестер, белые аптечные шкафчики, каталки. Неизвестного в ватнике не решились везти в городскую больницу, а доставили в военный госпиталь.
— Жив, — выпуская дым в приоткрытую форточку, отозвался хирург.
— Так, — немного обмяк Сергей Иванович и тяжело опустился на стул, вытирая скомканным носовым платком широкий лоб. — Вы оперировали?
— Да, — хирург выбросил папиросу и, нервно потирая руки, объяснил: — Выстрел произвели почти в упор, в область сердца, но у вашего, так скажем, подопечного, в нагрудном кармане пиджака лежал портсигар. Попав в него, пуля пошла в сторону, пробила легкое и вышла через шею сзади. Правда, это не совсем точно, она полностью не вышла, а застряла под кожей, и вынуть ее не составило труда. Большая потеря крови, пока без сознания.
— Жить будет? — спросил Волков.
— Я не Бог, — повернулся к нему хирург. — Делаем все возможное.
— Ясно, — встал Кривошеин. — Ведите, надо на него взглянуть. Палату отдельную нашли?
— Нашли, — грустно вздохнул хирург, — там уже полно ваших, караулят под дверями.
Он повел нежданных гостей по коридору в другое крыло здания. Около одной из дверей сидел на стуле человек в мятом штатском костюме. Увидев подходивших Волкова и Кривошеина, он встал.
— Установили личность? — взявшись за ручку двери, спросил Сергей Иванович.
— Пока нет. Без документов, одежду и извлеченную пулю уже отправили в отдел.
— Ясно, — крякнул Кривошеин и paспахнул дверь палаты.
— Пожалуйста тише, — бочком пробираясь вперед него, предупредил врач, — состояние кризисное.
Раненый лежал на широкой кровати — бледное лицо, покрытое мелкими бисеринками пота, обрамлено густо поседевшими, давно не стриженными волосами, безвольно вытянуты вдоль тела худые руки с желтоватой кожей, ногти и губы синеватого оттенка, тугая повязка на шее и груди, дыхание хриплое, натужное, глаза закрыты.
Подойдя на цыпочках ближе, Антон вгляделся в его лицо — непримечательное, с правильными, заострившимися чертами и глубокими тенями под глазами. Ничего особенного, никаких запоминающихся примет, на вид лет пятьдесят пять, а может быть, и больше. Седая щетина на подбородке, вздрагивают тонкие ноздри, с трудом втягивая в себя воздух, рот полуоткрыт, видны желтоватые зубы верхней челюсти с коронкой белого металла на крайнем резце. Сзади напряженно сопел Кривошеин, внимательно разглядывая раненого.
— От меня сейчас приедет сотрудник, — отходя, тихо сказал он хирургу, — сделает его фото. Он вам не знаком?
Врач в ответ только недоуменно пожал плечами — какое у него может быть знакомство с этим человеком, если он сам попал сюда, в этот госпиталь, меньше года назад? Но не станешь же сейчас, здесь, объяснять это медвежеватому чекисту со шрамом на тыльной стороне ладони. Что там у них произошло, кто знает? Стоит ли интересоваться, задавать лишние вопросы — люди из НКВД такого не любят, спрашивать — их привилегия.
— Грехи наши тяжки, да толсты ляжки — нам бежать, они мешать, — спускаясь по лестнице, вздохнул Сергей Иванович. — Вот, брат Волков, какая чертовщина! Где теперь второй, тот, в железнодорожной шинели? А? Кто он таков?
— Есть номер поезда, — откликнулся Антон. — Ориентируем Москву, а пока надо срочным порядком устанавливать личность раненого и его связи в городе.
