Под вечер, когда начали спускаться на городок сиреневые сумерки, она наконец задремала, вконец измотанная переживаниями и событиями дня. Свернулась калачиком на кресле и, обхватив плечи руками — не прекращался нервный озноб, — Нина закрыла глаза, пытаясь представить себя уже в лесу, когда позади окажутся все страхи и опасности.
Пришли за ней уже в темноте. Кто-то почти неслышно, как кошка, поскребся ногтями в дощатую дверь, и Нина чутко подняла голову, прислушиваясь, — не почудилось ли?
Но вот доски снова поскребли, а потом раздался условный стук. Сдерживая дыхание, она подбежала к дверям сарая и хриплым шепотом спросила:
— Кто там?
Услышав в ответ пароль, ощутила, как сразу стали ватными колени и, не помня себя, забыв даже сказать отзыв, отодвинула проржавелый засов.
В сарайчик бочком проскользнул подросток в куртке, перетянутой немецким офицерским ремнем с кобурой парабеллума. Шмыгнув носом, он спросил:
— Готовы?
— Да, да! — ответила Нина.
Скорее бы только уйти отсюда! Какое счастье, что за ней все-таки пришли, не оставили здесь одну. Провести в этой халупе ночь казалось ей нeвозможным: просто сойдешь с ума от страха и полной неизвестности. Пусть как угодно, пусть ползком, пусть на четвереньках, пусть с риском для жизни, но скорее прочь отсюда!
— Щас пойдем, — снова шмыгнул носом парнишка. — Я впереди, вы — с моим товарищем. И тихо, тетечка, немчуры полно в городе. Нам к оврагам выбраться надо, а потом легше будет. Ну, пошли?
Он взял ее за руку и, как маленькую, вывел за собой на улицу.
Из чернильной темноты, сгустившейся в промежутке между двумя соседними дровяными сарайчиками, бесшумно выдвинулась тень, и Нина чуть не вскрикнула от испуга. Человек подошел ближе, и она сумела различить, что это молодой парень с автоматом и в немецкой пилотке с козырьком.
— Его держитесь, — шепнул мальчишка. И бесшумно растворился между убогих строений, моментально пропав из вида. Ночная темнота скрыла его, словно взяв под свое покровительство и укрыв шапкой-невидимкой из детских сказок.
Девушка хотела пойти следом, но парень в пилотке придержал ее, чутко прислушиваясь к звукам ночи. Потом легонько дотронулся до плеча, призывая идти за ним.
Чудом ориентируясь в темноте, провожатый вывел ее из лабиринта сараев и будок в переулок. Там было немного светлее, в призрачном сиянии луны отливала серебром брусчатка мостовой, казавшаяся рассыпанной рыбьей чешуей, мрачно стояли неосвещенные дома с провалами глазниц-окон и черными подворотнями.
— Живей, — подтолкнул Нину провожатый и кинулся к перекрестку. — За мной, не отставать!
Спотыкаясь и боясь подвернуть ногу на брусчатке — так ведь и ушла в туфлях на каблуке, пусть невысоком, но все равно бегать не слишком удобно, — девушка поспешила следом.
Перед тем как пересечь перекресток, парень остановился и осторожно выглянул из-за угла.
— Если что, уходить придется вдвоем, — заранее предупредил он. — Не метаться, все время бежать за мной.
Улица, на которую они вышли, показалась девушке бесконечно длинной и ярко освещенной, хотя горел всего один фонарь в ее дальнем конце. Свет нес с собой опасность, и хотелось, чтобы весь город погрузился в кромешную тьму, спасительную и непроницаемую, готовую укрыть пробирающихся по улицам беглецов — нырнуть бы в эту тьму, как ныряет рыба в глубину мутного омута, не оставляя за собой никакого следа, и раствориться в ней, став призраком-невидимкой.
Впереди мелькнула фигура парнишки: он быстро уходил вперед, держась ближе к стенам домов. Звуки шагов — приглушенные, словно они ступали не по брусчатке, а по резиновым коврикам, — казались громкими, разносящимися далеко окрест и слышными всем, в том числе и врагам. Или это так гулко стучит сердце, отдаваясь неспокойным током крови в ушах?
Когда улица кончилась, Нина обессилено прислонилась к стене и вздохнула с облегчением: дальше опять царила спасительная темнота, которая сейчас казалось ей не страшной, а наоборот, очень надежным союзником и помощником беглецов.
— Пошли, пошли, некогда стоять, — поторопил парень с автоматом. — После отдохнем, найдется время и место.
Впереди неожиданно стукнул выстрел, кто-то закричал, замигали огни фонариков. В ответ ударил парабеллум, а потом затрещали автоматные очереди.
— А, черт, — увлекая Нину в темную подворотню, выругался провожатый. — Скорей!
Проскочили через двор и побежали огородом — за ноги цеплялась мокрая ботва картошки, каблуки туфель проваливались на грядках, а за спиной трещали и трещали автоматы, и казалось, что это выгрызают в фанере дыры гигантские крысы.
Перелезая через заборчик, разгораживавший два огорода, Нина порвала платье и оцарапана ногу гвоздем, торчавшим из покосившейся штакетины — поцарапала сильно и глубоко, до крови, но останавливаться и смотреть некогда, да и что увидишь в темноте? Тем более провожатый торопил, тянул за собой, сворачивая в одному ему известные проулки и странным образом находя дорогу. Царапина на ноге саднила и мешала бежать, все время казалось, что вот сейчас в лицо ударит луч фонаря немецкого патруля и прозвучит гортанно-картавый окрик: «Хальт! Стой!» — и лязг передернутого затвора.
Наконец остановились. Сняв пилотку, провожатый вытер мокрый лоб и измученно улыбнулся — это она поняла по его тону:
— Кажись, ушли.
— А мальчик? — прижимая к царапине подол платья, с тревогой спросила Нина.
— Выберется, — нахлобучив пилотку, уверенно откликнулся провожатый. — Он тут все, как свои пять… Ну, потекли дальше?
— Может, подождем его? — несмело предложила девушка.
— Нет, — отрезал парень, — некогда. Сам нас найдет и догонит, — успокоил он. — Знает, как пойдем.
Выбрались в глухой двор с тоннелем-подворотней, выводившей на улицу. Минут десять таились в ней, прислушиваясь, пока не решились показаться на проезжей части. Осмотревшись, провожатый повеселел и заметно прибавил шагу: видимо, конец путешествия и выход из города уже близки, а значит, близко и спасение.
С одной стороны улицы тянулась длинная и высокая кирпичная стена бывшего монастырского склада — лет сто назад братья монахи пользовались полным благорасположением одного из сиятельных панов, очередного владельца городка, пока тот насмерть не разругался со святыми отцами из-за денег. Но дотошные попики с бритыми макушками уже успели построить здесь несколько зданий и бойко вели торговлю. Монахов давно нет, сиятельного пана тоже, а здания по-прежнему стояли.
На другой стороне были жилые дома с закрытыми ставнями окнами и притворенными воротами, похожие на маленькие крепости, хозяева которых сидят в осаде, пережидая лихое время и опасаясь ночных гостей, неизвестно зачем способных постучать прикладом в двери. Впереди темнели деревья, оттуда тянуло сырой прохладой, и Нина поняла: там начинаются те самые овраги, про которые говорил исчезнувший мальчик. Жив ли он? Сумел ли уйти от патруля? Догонит ли, как обещал парень в немецкой пилотке?
