– А обсуждали ли вы метод дачи свидетельских показаний?
– Что вы подразумеваете под этим?
– Договорились ли вы с мистером Херли о том, что при прямом
допросе вы предоставите отпечатки пальцев доктора Мальдена, обнаруженные на
фляжке, и что других вопросов относительно отпечатков пальцев не будет, но
когда я подверг вас перекрестному допросу и спросил, были ли на фляжке другие
отпечатки пальцев, то вы сообщили мне, что отпечатки моей клиентки на фляжке
были?
Свидетель беспокойно заерзал на месте.
– Ответьте на вопрос, – настаивал Мейсон.
– О, ваша честь, – запротестовал Херли, – я думаю, что мы
попусту тратим время суда. Я думаю, хорошо известно, что прокурор часто
обсуждает стратегию ведения дела в суде с главным свидетелем и намечает
основную линию допроса и метод, каким она будет осуществлена.
– Мой вопрос заходит немного дальше этого, – сказал Мейсон,
– я думаю, что он по существу, и я хочу получить ответ.
– Возражение, если такое имеется, отклоняется, – предупредил
судья Телфорд. – Ответьте на вопрос. Суть обычно в этом.
– Вы с этим согласны? – спросил Мейсон свидетеля.
– Да, хотя я не знаю, что сказать об этом.
– Вы уговорились, что вы будете осторожно избегать
упоминания об отпечатках пальцев миссис Мальден, обнаруженных на фляжке, пока я
не подвергну вас перекрестному допросу, а затем воспользуетесь первым удобным
случаем, чтобы записать эту информацию в протокол. Разве это не так?
– Я предполагаю, что это главным образом следствие того.
– Итак, – сказал Мейсон, – вы имеете предубеждения против
обвиняемой?
– Нет.
– Тогда вы имеете предубеждение против меня?
– Нет. Я только свидетель обвинения.
– Тогда у вас имеется пристрастие в пользу обвинения?
– Мне не нравится слово «пристрастие», – сказал свидетель.
– Меня не волнует, нравится оно вам или нет, – отрезал
Мейсон. – Я пытаюсь установить, поскольку у меня есть юридическое право
устанавливать истину, в действительности пристрастие есть или нет. Я спрашиваю
вас: у вас имеется пристрастие в пользу обвинения?
– Не до такой степени, чтобы я мог исказить свои
свидетельские показания.
– Не до такой степени, чтобы вы могли сговориться с
обвинением и попытаться загнать меня в ловушку, когда репортажами прессы
обвиняемой будет нанесен большой моральный вред.
– Итак, я думаю, что факты говорят сами за себя, мистер
Мейсон.
– Я сейчас говорю не о фактах. Я говорю о состоянии вашего
мышления, которое становится само по себе важным фактом в деле, потому что вы
свидетель. Если вы пристрастны, то это повлияет на ваши показания, осознаете вы
это или нет. Теперь вопрос следующий: вы пристрастны?
– Я считаю себя свидетелем обвинения.
– Другими словами, ваши средства к жизни зависят от того,
что вас вызывают как свидетеля?
– Не совсем.
– Как свидетеля обвинения?
– Да, обычно.
– Таким образом, в вашей профессии большая часть успеха
зависит от того, имеете ли вы репутацию человека, желающего сотрудничать с
обвинением и быть хорошим свидетелем для обвинения?
– Полагаю, что так. Да.
– Тогда ответьте, – сказал Мейсон, – какие другие отпечатки
пальцев обнаружены на фляжке?
– Всего несколько. Некоторые сильно замазаны, и их нельзя
было опознать.
– Какие другие отпечатки пальцев были на фляжке, которые вы
не смогли опознать?
– Там были разные отпечатки пальцев. Некоторые из них
довольно четкие, но невозможно определить, кто их оставил, и…
– Какие еще отпечатки пальцев, которые вы смогли опознать,
были на фляжке? Я имею в виду отпечатки, которые вы смогли установить. Какие
отпечатки пальцев вы сравнили с другими отпечатками и нашли, что они идентичны?
Свидетель заколебался, посмотрел на Херли, изменил положение
тела, затем сказал:
– Отпечатки Рамона Кастеллы, шофера доктора Мальдена и
механика его самолета.
– Сколько отпечатков?
– Два.
– Тогда теперь, – сказал Мейсон, – я хочу спросить вас,
накладывались ли отпечатки Рамона Кастеллы в каком-либо месте на этой фляжке на
отпечатки обвиняемой по этому делу?
– Я… Я не могу быть уверенным. Я думаю, что в одном случае –
да. Трудно сказать.
– Что касается ваших знаний как специалиста криминалистики,
то, исследовав эту фляжку, нашли ли вы на ней отпечатки пальцев доктора
Мальдена, Стефани Мальден или Рамона Кастеллы, о которых вы сообщили полиции?
– Да, сэр.
– А еще какие-либо отпечатки?
– Да, сэр.
– Чьи это были отпечатки?
– Я не знаю.
– Вы сделали снимки этих отпечатков?
– Да, сэр.
– Вы понимаете, что вы собрали весьма большое количество
отпечатков, могу сказать, необычайно большое число отпечатков на этой фляжке?
– Да, сэр.
– Как могло такое произойти?
– Я не знаю. Я предполагаю, что это произошло по причине
атмосферных условий и, возможно, благодаря тому, что фляжку недавно
отполировали. Ее зеркальная поверхность была особенно чувствительна к
восприятию и сохранению скрытых отпечатков пальцев.
– Я очень ценю ваше авторитетное мнение как специалиста, но
доказано ли то, что Рамон Кастелла держал эту фляжку в руках уже после Стефани
Мальден?
– Да… Конечно… Я не уверен…
– Это ваше профессиональное мнение?
– Я не решусь сказать.
– Почему?
– Потому что я могу связать обвинение выводом, что…
– Не думайте о последствиях ваших показаний, – отрезал
Мейсон. – Я хочу знать ваше мнение. По вашему мнению, держал ли Рамон Кастелла
фляжку после миссис Мальден?
– Я не знаю.
– Если его отпечатки пальцев накладываются на отпечатки
пальцев миссис Мальден, то он, должно быть, так сделал?
– Да.
– И его отпечатки пальцев были наложены на отпечатки пальцев
миссис Мальден?
– Если вы хотите поставить вопрос таким образом, то я
предполагаю, что, по моему мнению, Рамон Кастелла, возможно, держал эту фляжку
после миссис Мальден.
