Я почувствовала легкое головокружение, вышвырнула в окно
пустую пачку, потом спохватилась, вылезла, бросила ее в урну и покатила в
Ложкино. Был только один путь узнать правду. Но прежде чем вступить на
скользкий и тонкий лед, следовало как следует пораскинуть мозгами.
Глава 26
Не успела я войти в холл и по обыкновению налететь на гроб,
как Борис высунулся из гостиной и заорал:
– О, чудненько, ты-то мне и нужна!
Вспомнив бесконечные дубли с поеданием геркулесовой каши, я
содрогнулась и осторожно поинтересовалась:
– Зачем?
– Иди, иди, – хитро улыбался Борис, вталкивая меня
в комнату, которую заливал безжалостно яркий свет, – топай на диванчик.
Я пробралась между прожекторами. Представляю, какую сумму
придется выложить в результате за свет.
– Нам надо снять животных, – пояснил Борис.
– А я тут при чем? Вроде не похожа ни на собаку, ни на
кошку, или ты принял меня за морскую свинку?
– Нет, – рявкнул Борис, очевидно привыкший к тому,
что на съемочной площадке говорит только он, – но они нас не слушаются.
Поэтому сделай милость, прикажи им.
– Что? – удивилась я.
– Вот, например, вели мопсу сесть!
– Хуч, сидеть, – сказала я.
Но Хучик, как и следовало ожидать, даже ухом не повел. Между
нами говоря, он великолепно знает команды, просто не любит слушаться. Хуч
своенравный и упрямый. Словами от него ничего не добьешься, но Борис-то этого
не знает.
– Ну, еще разок, – велел он.
– Сидеть, – повторила я.
Естественно, результата не последовало.
– Безобразие, – вскипел режиссер, –
отвратительно! Почему он не выполняет приказ?
– Тут не уголок тети Наташи Дуровой, – спокойно
ответила я, – Хучик хочет спать.
– Но мне надо, чтобы он сначала сел, а потом прошел по
ковру!
– Вот и поставь перед ним актерскую задачу, –
съязвила я, – объясни цель, растолкуй мизансцену, может, и поможет.
Борис фыркнул и вышел за дверь. Федор, сидевший у камеры,
хохотнул.
– Ой, мамочка, хуже нет – животных снимать!
– Да? – удивилась я. – Они такие милые!
– Ага, – мотнул головой оператор, – на
экране.
– Думаю, вы не правы, – вздохнула я, –
помните фильм про колли, «Лэсси», кажется. Там снимали великолепно
дрессированную собаку, большую умницу. Она такие штуки проделывала! Ну не могла
же эта шотландская овчарка все забыть после съемок?
Федор поглядел на меня с жалостью.
– Даша, ты наивна до жути. Насколько я знаю, в фильме
«Лэсси» снималось то ли восемь, то ли десять животных!
– Да ну?!
– Именно. Подобрали похожих дрессированных животных,
одно умело прыгать через огонь, другое бегало по лестнице, третье плавало. А
потом, ну подумай, сериал длился лет пять или шесть, а собака все оставалась
молодой…
А ведь верно. Надо же, сплошной обман это киноискусство.
– Но даже с дрессированными зверями работать – чистый
геморрой, – откровенничал Федор, – а уж с обычными… Недавно снялся с
Ваграмовым, слыхала про такого?
– Нет, – покачала я головой.
– Да ты чего? – изумился оператор. – Тенгиз
Ваграмов, автор ужастиков, два года по телику крутят «Сказки из могилы».
– Извини, я не смотрю такое.
– Вот и зря, – припечатал Федя, – адреналин
так и кипит! Ну не в этом соль. Там нужно было сделать такой кадр. В фужере
сидит мышь. Главная героиня хватает, не глядя, бокал, подносит ко рту и тут
только замечает грызуна.
– Она слепая? – поинтересовалась я.
– Кто? – удивился Федор.
– Главная героиня! Тащит в пасть стакан и не замечает
мышонка!
– Ой, да перестань, – взвился оператор, – не
в этом дело.
– А в чем?
– Ну как заставить мышь тихо сидеть в бокале?
Я призадумалась, потом честно призналась:
– Не знаю!
– Вот и мне сначала в голову ничего не пришло, но потом
додумался, – торжествующе сообщил Федя.
– И как? – заинтересовалась я.
– Дал ей хлеба с коньяком, – веселился
оператор, – враз опьянела.
– И снял?
Федор махнул рукой:
– Говорю же, чистый геморрой. Сначала актриса истерику
устроила. Визжала, будто дрель в бетоне: не стану дохлую мышь трогать! Я ей
объясняю: мышь пьяная… Нет, ни в какую! Час уламывали! Джулия Робертс
недоделанная! Еле-еле уговорили!
– Значит, сняли!
– Как бы не так, – взвизгнул Федя, – ты
прикинь! Только-только эта идиотка фужерчик к носу поднесла, как мышка от
алкоголя оклемалась, увидела рожу кинозвезды около своей морды, перепугалась,
впрочем, тут на нее злиться нельзя, я бы тоже от ужаса скончался, приди бабе в
голову идея ткнуться в меня физией, и…
– Что?
Федор принялся хохотать:
– Ой не могу, ой, мышка за нас всех отомстила!
Звезда-то наша, Полуянова Надька, жуткая стерва. Правда, у них, у всех бабенок
киношных, норов еще тот, считают себя великими и выдрючиваются по полной
программе. Но Надька – редкостная сволочь, всех до обморока довела. У гримерши
кисть рыбой пахнет, партнер потом воняет, раньше десяти на площадку не приду, в
полдень подайте кофе, принесите минеральную воду без газа, да только «Перье»!..
Забодала всех, а тут такой прикол! Сунула, значит, наша мадама морду к бокалу,
а мышка-то и цап ее за носик. Визгу было! Крику! Народ просто замертво попадал
от смеха, кто где стоял. Надька воет, мышь у нее на ноздре висит! Тенгиз руками
машет, один я не растерялся и все отснял. Так в фильм и вошло, можно сказать,
лучший кадр!
Я с сомнением посмотрела на наших собак и кошек, собравшихся
в гостиной. К сожалению, их невозможно заставить тяпнуть противного Бориса…
Хотя… Не успела я придумать, каким образом объяснить Жюли, единственной из всех
собак, способной пустить в ход зубы, что следует цапнуть мужика за ноги, как
режиссер вернулся в комнату. В руках он нес глубокую тарелку, наполненную
кусочками сыра.
