Трепалов услышал, как в тишине раздался характерный щелчок — провернулся барабан нагана, ставя патрон напротив ствола. Дальше тянуть было опасно.
Железные пальцы бывшего вальцовщика намертво сжали запястье Мишки Рябого. Тот дернулся, но Александр Максимович сжал еще сильнее, заставив его выпустить из руки спрятанное в кармане оружие и присесть от жуткой боли.
— Пусти! Ты… А-а!
— Тихо! Я начальник МУРа!
Рябой, словно обретя от страха и боли новые силы, попытался рвануться, но, получив крепкий удар по затылку, обмяк и свалился. Трепалов быстро втащил его в предупредительно открытую дверь квартиры.
— Заткните рот, свяжите и унесите в дальнюю комнату, — убирая отобранный у бандита наган, распорядился начальник МУРа. — И охрану не забудьте приставить.
Красногвардейцы быстро унесли Рябого.
— Остальных будем брать по одному, прямо здесь, в прихожей, — сказал Трепалов окружившим его сотрудникам. — И без шума! По местам.
Вскоре появился второй бандит. Его тоже обезоружили, связали и уложили рядом с Мишкой Рябым. В течение часа было задержано пятнадцать человек. Но Гришка Адвокат со своими подручными, как и предсказал Рябой, не пришел…
В этой операции была ликвидирована почти вся бандитская верхушка «вольного города Хивы» — Хитрова рынка. Долго хранили память об этом деле сотрудники уголовного розыска. «Хитровское дело» не только создало первому начальнику Московского уголовного розыска Александру Максимовичу Трепалову непререкаемый авторитет среди подчиненных, заставило их самих поверить в собственные силы, но и породило одну из первых традиций МУРа — старший идет впереди в самом опасном деле.
Гришке Адвокату, избежавшему задержания в доме Ефремова, не удалось долго погулять по городу. В течение двух недель после «хитровского дела» уголовный розыск провел ряд операций, ликвидировал банды Адвоката, Сынка, Мартизана и Якова Кошелькова.
Вот так и родился легендарный МУР, у колыбели которого стоял его первый начальник — питерский рабочий, член партии большевиков с 1908 года, революционный балтийский моряк, чекист Александр Максимович Трепалов.
В 1920 году Александр Максимович расстался с Москвой, с МУРом. Президиум ВЦИК наградил его за успехи в борьбе с преступностью высшей наградой республики — орденом боевого Красного Знамени. По решению коллегии ВЧК Трепалов был направлен на новый сложный участок работы, туда, где вновь поднимала голову контрреволюция, — в Екатеринослав, председателем губчека.
Хочется поклониться светлой памяти Александра Максимовича Трепалова, первого начальника славного МУРа. В рубиновой эмали боевого ордена, прикрепленного на знамени Московской милиции, в алом цвете самого знамени есть частица и его горячего сердца, до конца отданного людям.
* * *
До назначенного для аудиенции времени оставался еще целый час, но нетерпение было настолько велико, что бывший хозяин роскошного кабинета в одном из петербургских особняков не мог больше ждать и приказал отправляться. Уже сидя в автомобиле, катившем по оживленным улицам города, он понял, что, приехав столь рано к человеку, от которого ждал благосклонного внимания и поддержки в осуществлении давно выношенных замыслов, рискует показаться смешным — не мальчик, перешагнул полувековой рубеж, занят серьезнейшим делом, а не смог совладать с собой и, как молодой повеса, торопящийся к предмету своего вожделения, примчался задолго до приема. Это может произвести неблагоприятное впечатление, и даже серьезность дела, побудившая его на такой шаг, не будет служить оправданием в глазах себялюбивого и насмешливого политического деятеля, от которого сейчас зависело столь многое.
Нет, лучше подождать, зажать в кулак свои чувства, смять, побороть их, как он это уже не раз делал, тем более что ждать осталось совсем недолго, и прийти точно в назначенное время. Так даже лучше: есть возможность еще раз мысленно повторить все аргументы, выстроить их в непобедимую фалангу фактов и логических доводов, чтобы убедительность его речей не вызывала сомнения и визит не оказался напрасным. Да, именно на это он и потратит время ожидания — нет у него права рисковать, ставя в зависимость от мелкой случайности, вроде плохого настроения политика при виде слишком рано пришедшего визитера, тщательно продуманную операцию, направленную на благо и процветание Империи, упрочение ее могущества. Это высшая цель, и все должно быть подчинено именно ей, и только ей. Итак — решено!
— Остановите здесь, — негромко приказал он своему шоферу, когда машина поравнялась с изгородью парка. — Я хочу немного пройтись. Подождите у ворот.
Выйдя из машины, бывший хозяин роскошного кабинета в одном из петербургских особняков неспешной походкой направился по аллее вглубь парка, к прудам.
Громко кричали бегающие друг за другом по дорожкам парка дети; он замечал, что дети вообще любят шумные игры, с визгом, возней, непонятными, полными условностей правилами, зачастую смешивая свой еще розово-примитивный детский вымысел с грубой реальной действительностью. Не уподобляется ли и он детям, например своим внукам, смешивая то, что родилось в его мозгу, с реальностью; не строит ли замков на песке, разрешая себе тем самым недопустимую для человека, занимающегося разведкой, а следовательно, и политикой, преступную вольность, способную привести к ужасающим для Империи последствиям? Эта мысль мучила его давно и во многом предопределила решение искать встречи с крупным политиком — проверить себя, получить из его уст подтверждение собственным мыслям, увериться еще раз в своей правоте и, конечно, заручиться мощной поддержкой, что тоже весьма немаловажно в такое время, когда мир пытается встать на дыбы, опрокидывая веками казавшиеся неколебимыми незыблемо стоявшие истины. Да что истины? Чернь сгоняет императоров с тронов, наново перекраиваются границы государств, во многих странах Европы прокатываются красные волны революций, поднимая огромные массы людей на борьбу за исповедуемые ими принципы и за новые идеалы. Как тут не возникнуть сомнениям?
Купив у служительницы небольшой пакетик с кормом, он подошел ближе к воде, начал бросать крошки лебедям. Большие белые птицы, гордо неся свои маленькие головы на длинных, гибких шеях, поплыли в его сторону, неслышно скользя по поверхности пруда, начали хватать корм — нет, не жадно, а с достоинством, словно получая положенное им по праву. Серо-зеленоватая вода, белые птицы, голоса гуляющих под присмотром гувернанток детей — все это немного успокоило его, мысли потекли ровнее.
Вне всякого сомнения, он найдет в потомке побочной ветви герцогов Мальборо живой отклик и поддержку своим мыслям и планам — иначе не может быть, потому что этот человек ненавидит Советы и готов немедленно задушить их собственными руками, если бы ему представилась такая возможность. Он и так не раз уже пытался это сделать, правда, чужими руками — руками солдат Белой армии и экспедиционных корпусов союзных армий стран Антанты, высадившихся в России. Не получилось, однако это вряд ли сильно повлияло на взгляды политика.
Важно и другое — потомок побочной ветви герцогов обладает острым, изощренным в интригах умом и поэтому может по достоинству оценить предлагаемую представителями разведки Империи идею. Чего стоила, например, в свое время претворенная в жизнь идея самого политика, тщательно спланировавшего и осуществившего операцию по устранению своего личного врага лорда Китченера! Пришли в движение тайные пружины политической и военной власти в Империи, фельдмаршалу Китченеру было предложено отправиться в воюющую с кайзеровской Германией Россию на модернизированном на верфях Белфаста крейсере «Хэмпшир» 1903 года постройки. Ирландская верфь «Харланд и Вольф» в срочном порядке подготовила корабль, он вышел в море, имея на своем борту фельдмаршала, и более в порт не вернулся. Тут же прошел слух, об этом даже написали некоторые газеты, что шиннфейнеры — бойцы подпольной армии Ирландии, исповедовавшие как один из методов борьбы политический терроризм, — прямо на верфи подложили в крейсер сильную мину, взрыв которой и привел к трагедии в открытом море. Тогда никто и не вспомнил, что в день трагедии из столицы почему-то приказали не сопровождать крейсер миноносцам, хранить радиомолчание, а просто-таки чудом спасшиеся с тонущего крейсера двенадцать моряков вскоре были тайно расстреляны в крепости. Журналисты называли эту историю загадочной и леденящей душу. Может быть, для них она действительно была неразрешимой загадкой, но не для него, столько лет связанного с секретной службой Империи.
