– Где Федор Андреевич? Живой?
Бессмертный с трудом оторвался от пиалы с водой и поднял на Денисова слезящиеся глаза:
– Живой… Вот, передал. – Он выташил из-за пазухи сверточек, перетянутый тонкой цепочкой, и подал хорунжему. – Письмо там.
– Сам-то он где?
– С караваном к афганцам пошел, – тяжело вздохнул Аким.
– Ошалел, что ли? – вскинулся Матвей Иванович. – Какой еще караван? Зачем пошел? Не могли удержать?
– Нафтулка тама крутился. – Урядник сокрушенно опустил голову, успевшую зарасти волосами за время скитаний. – Небось, он его и подбил. Капитан сказал, что хочет достать подарок слепого старика: карта ему нужна! А нам приказал до тебя подаваться.
– Черт знает что! – Денисов с остервенением рванул цепочку, ее звенья лопнули под сильными пальцами, и на кошму посыпались драгоценные камни, радужными искрами вспыхивая в солнечном свете. Хорунжий обалдело уставился на них, потом собрал в кучку и пробежал глазами каракули на шелке.
– В догон бы за ним? – робко предложил Епифанов.
– Поздно. – Матвей Иванович смял лоскут шелка и зажал его в кулаке. – Караван, думаю, уже к перевалам дотянулся. Не достанем мы их! Молиться теперь остается за раба Божия Федора…
Федор Андреевич наблюдал, как азиаты прилаживали поклажу на верблюдов, собираясь вновь идти в пустыню, всякий раз менявшуюся от постоянного жгучего дыхания ветра-гармсиля. Его название он узнал от Нафтуллы: после ухода русских тот постоянно вертелся около капитана, ни на минуту не оставляя его одного.
– Мы пойдем там, где нет вода, – полуприкрыв глаза, вещал купец. – Курды гонят овец через перевалы, а красные волки пьют овечью кровь, потому что нет вода.
Погонщики сноровисто приторачивали неперетирающейся шерстяной веревкой бочонки с водой по обеим сторонам верблюжьего горба. Бочонки – особенной формы: плоские и продолговатые, сделанные из легких и прочных, как сталь, тутовых дощечек. Движения рук азиатов – легкие и точные: стоит только одному узлу веревки ослабнуть в долгой дороге, как произойдет страшная беда, и кому-то придется заплатить жизнью за небрежность.
Подошел чернобородый караван-баши и протянул русскому гроздь янтарно-розового винограда – в пустыне это царское угощение и знак великого благорасположения.
– Санолу, – показав на виноград, объяснил мукавим. Потом ткнул себя пальцем в грудь. – Сеид! Я тороплюсь, и мы пойдем очень быстро. Ты умеешь хорошо держаться в седле?
– Да, – кивнул капитан и попробовал виноград. Его вкус оказался великолепным.
– Хорошо. – улыбнулся Сеид. – Нафтулла поможет тебе.
Погонщики закончили увязывать поклажу и погнали верблюдов в пески. К удивлению Федора Андреевича, казавшиеся крайне медлительными животные побежали рысцой. Караванщики седлали коней и гортанно перекликались, осматривая оружие. Офицер переоделся и тоже стал почти неотличим от азиатов – лохматый тельфек, халат, сапоги, заросшие щетиной щеки на загорелом лице. Выдать его могли только светлые славянские глаза, но кому выдавать, если окружающие и так прекрасно знали, кто он?
Сеид первым прыгнул в седло и встал во главе колонны всадников. Кутергин и Нафтулла оказались ближе к хвосту. Тронулись.
«Господи, помоги!» – подумал Федор Андреевич. Перекреститься он не решился, не желая лишний раз напоминать попутчикам, что он гяур – неверный и проклятая христианская тварь, которая все еще жива только благодаря милости Аллаха и караван-баши Сеида.
Шли действительно быстро. Часто меняли коней и делали короткие, редкие привалы. Через несколько дней на горизонте выросли снежные вершины гор и потянуло долгожданной прохладой. Может быть. Сеид торопился, чтобы поскорее миновать знойные пески?
Как и обещал караван-баши, Нафтулла постоянно находился рядом с капитаном: помогал менять коней, приносил на приналах пищу и воду, учтиво держал стремя, когда Кутергин садился в седло, – и все с улыбкой, поклонами, заискивающе заглядывая в глаза. Несколько раз Федор Андреевич пытался вызвать азиата на откровенность, но тот ловко уходил в сторону и начинал рассказывать бесконечные и путаные истории о духах великих гор, подстерегающих путников на перевалах и у пропастей, о тайнах Хозяина жизни, в которого верили горные племена, так и не принявшие ислам, или пускался в рассуждения о выгодах торговли разным товаром. Если о духах гор и Хозяине жизни русский еще слушал с интересом, то тема торговли его нисколько не занимала. Однако купца это не смущало, и он увлеченно разглагольствовал:
– Знаешь, как катают кошму? В ковре! На него ровным слоем кладут шерсть и поливают кипятком. Сильный мужчина должен надеть толстые кожаные налокотники и катать ковер по круглым камням, время от времени поливая кипятком. Тогда кошма быстрее сваляется и станет очень прочной.
При этом он безбожно коверкал русские слова, и Федор Андреевич иногда с превеликим трудом понимал собеседника. Однажды, когда они уже находились в предгорьях, капитан попробовал застать Нафтуллу врасплох и прямо спросил:
– Зачем ты помогаешь мне?
– Э-э? – Купец словно поперхнулся, но почти сразу ответил: – Ты богатый человек, урус-тюра! Я знаю, Масымхан хочет сосватать тебе свою дочь, а Масымхан никогда не отдаст ее нищему. Сеид очень доволен твоими камнями, и я доволен. Ты щедро заплатишь мне за помощь. Как же не стараться?
– Ошибаешься, – усмехнулся Федор Андреевич. – Я не так богат, как ты думаешь. На родине я обычный человек среднего достатка.
– Не прибедняйся, – шутливо погрозил ему пальцем Нафтулла. – Нищие не таскают с собой пригоршни драгоценных камней и уж тем более никогда не отдадут их, чтобы выкупить свободу своих слуг!
– И все-таки ты ошибаешься, – повторил капитан. Но стоит ли объяснять, откуда взялись драгоценные камни и почему он легко расстался с ними? Пожалуй, нет. А вот подумать, как сохранить оставшиеся алмазы, чтобы не лишиться их, просто необходимо.
– Ладно. – Нафтулла беспечно рассмеялся – Пусть так. Дай мне еще один камень, и будем в расчете.
– А потом, – не отставал русский, – когда у меня не останется камней, ты поможешь?
– Конечно, – легко пообещал азиат.– Отчего не помочь? Помощь – тот же товар, урус-тюра! Сегодня я помогу тебе, а завтра наступит день, когда ты поможешь мне.
Больше они к этой теме не возвращались, но мысль о том, как надежно спрятать алмазы, прочно засела в голове Кутергина.
Дорога забирала все круче в горы, кони выбивались из сил. Нафтулла однажды вскользь заметил, что они за неделю проделали путь, на который обычно уходит больше двух недель. Куда же так торопился Сеид, ведь жаркая пустыня давно осталась позади? Даже верблюды с поклажей давно отстали! Что его заставляет насмерть загонять лошадей и принуждать людей чуть ли не сутки напролет качаться в седлах?
Неожиданно бешеная гонка кончилась: на одном из коротких привалов к лагерю Сеида прискакали несколько всадников. Они поговорили с караван-баши и уехали, а Сеид вдруг распорядился расседлать лошадей, добыть свежего мяса, сварить горячую похлебку и отдыхать. Откуда ни возьмись пригнали баранов, зарезали их, освежевали и вскоре над биваком поплыл дразнящий запах испеченного на углях мяса. Федор Андреевич терялся в догадках: отчего вдруг столь резкая перемена? Какие вести получил Сеид? Судя по всему, хорошие – с лица караван-баши не сходила веселая улыбка.
