Роу криво улыбнулся, сунул том под мышку и, шаркая домашними туфлями по роскошному ковру на полу, доплелся до письменного стола. Усевшись поудобнее, он вынул закладку, раскрыл том на нужной странице, взял в руку сильную лупу с длинной ручкой из слоновой кости и взглянул через увеличительное стекло на закорючки арабского письма. Да, вот они, бессмертные строки:
У шаха – это всем известно нам –
Хранится чудодейственный бальзам.
Врачует он своею силой.
Даруя жизнь стоящим над могилой!
Так пусть же царь бальзама мне нальет
В кувшин с вином и поскорей пришлет.
Томас отбросил лупу, захлопнул книгу и положил ладони на переплет. За долгие годы кожа стала шероховатой и бугристой и по краям вытерлась. Но все равно книга прожила больше, чем ее хозяин. Значительно больше!
Роу прикрыл глаза. Неужели он начинает завидовать вещам, которые могут пережить его? Вещь бездушна, у нее нет разума и воли, она полностью зависит от прихотей хозяина. А он? Разве у него нет бессмертной души и разума, разве ослабела с годами воля, разве он готов признать себя рабом судьбы? Нет, Роу никогда им не был и не будет! В его полной власти уничтожить все, чем он владеет: не продать, не подарить, а именно уничтожить, приказать предать огню, изрубить на мелкие кусочки, развеять их по ветру и, как король Лир, уйти в пустыню нищим и нагим, в ожидании смерти. Но стоит ли уподобляться безумцам и злиться на ни в чем не повинные вещи?
Томас слегка побарабанил пальцами по переплету и желчно усмехнулся: все, что напридумывал поэт, – только сказки! В отличие от легендарного героя Роу не может попросить ни одного из земных царей прислать бальзам, дающий жизнь стоящим над могилой. Печально, но факт: природу еще никому не удалось обмануть. Хотя как знать?.. Не только гениальный поэт, но и сам великий Бабур, ферганский правитель, в XVI веке ставший падишахом Индии и основавший династию Великих Моголов, тоже упоминал о бальзаме бессмертия. Правда, вскользь и весьма невнятно, однако людям Востока издревле присущи скрытность и склонность туманно излагать свои мысли, старательно скрывая их действительный смысл за ничего не значащими цветистыми метафорами.
– Неужели он существует? – чуть слышно прошептал Роу, словно боясь, что его могут подслушать.
За высокими окнами тихо угасал серый день, и по углам начали сгущаться тени. Мрачно и неуютно в такое время без огня. Томас взял серебряный колокольчик и позвонил. Тут же отворилась дверь, и вошел одетый в темное плотный мужчина с грубыми чертами лица и густой гривой вьющихся волос, спадавших на широкие плечи.
– Дэвид! – Роу повернул к нему голову. – Я хочу прогуляться, пусть пока разожгут камин.
Слуга вышел из комнаты и вскоре вернулся с тростью, теплым пальто и шляпой. Следом, неслышно ступая, появились двое других слуг: один нес охапку дров для камина, а другой – канделябры со свечами. Дэвид заботливо помог Роу выбраться из кресла и надеть пальто, подал шляпу и трость. Опираясь левой рукой на его плечо, а правой на трость, Томас медленно побрел по анфиладе комнат к выходу из дома. Обычно Роу одевался в прихожей, но сегодня он чувствовал себя на редкость отвратительно.
За дверями сразу налетел сырой ветер, бросил в лицо холодную водяную пыль, просвистел между деревьев парка и унесся прочь. В мокрых ветвях висели клочья желтоватого тумана. Старик нахохлился, втянул голову в плечи и, постукивая тростью по каменным плитам, направился вокруг дома: ему хотелось взглянуть на море.
Принадлежавший Роу дом являл собой странное смешение разных архитектурных стилей: нагромождение башен и. башенок с остроконечными кровлями, украшенный колоннами фасад, широкие – почти до пола – окна первого этажа и. маленькие – в частых переплетах казавшиеся подслеповатыми – окна второго, словно бы приставленного от другого здания. Это не раз достраивавшееся и перестраивавшееся родовое гнездо некогда владетельных лордов стояло на краю утеса, возвышавшегося над бухтой, на берегу которой раскинулся чистенький городок. Много лет назад прежние хозяева разорились, и Томас купил у них дом вместе со всей обстановкой и библиотекой. Особняк нравился ему своей необычностью, запутанными переходами и тихими укромными уголками. Из окон открывался прекрасный вид на бухту, и вечерами Роу смотрел на огоньки проходивших мимо кораблей или наблюдал, как медленно и величественно опускается в море багровое солнце, заливая морскую гладь расплавленным червонным золотом прощальных лучей.
Старик свернул за угол и, чуть прихрамывая, подошел к парапету. Далеко внизу колыхалась серо-зеленая поверхность моря. Мачты стоявших в бухте кораблей и рыбачьих баркасов раскачивались, словно деревья под ветром. Пролетавшие над волнами чайки казались отсюда маленькими белыми пятнышками, а их пронзительные крики заглушал рокот волн. В домиках городка уже светились окна, а из труб клочьями тянулся дым. Роу поморщился, уловив запах угольной гари: он никогда не разрешал топить в своем доме печи и камины углем, но люди в городке предпочитали не тратить зря денег и пользовались дешевым топливом. От этого туман казался чуть желтоватым. Но ведь нельзя же всем приказать жить так, как нравится тебе!
Равнодушно отвернувшись от кораблей (он всегда испытывал непреодолимое отвращение к морским путешествиям), Томас посмотрел на полоску пляжа, тянувшегося справа от бухты. Захотелось туда, на мокрый песок, и чтобы он скрипел под подошвами, а в лицо бы летели соленые брызги. Однако сегодня предстояло еще множество дел, да и самочувствие не позволяло поддаваться соблазну.
Кстати, не исключено, что причиной плохого самочувствия стал вчерашний ужин у Адмирала. Кажется, Томас чуточку перебрал хереса: трудно устоять перед искушением, ведь погреб Адмирала всегда полон прекрасных марочных и коллекционных вин, и хозяин, как истинный знаток, не преминул похвастать перед гостем своими богатствами.
– Это марочные. – Адмирал собрал лукавые морщинки у глаз, с улыбкой демонстрируя Роу покрытые благородной пылью темные бутылки. – Они проходят выдержку в бочках. Десертные – двухгодичную, портвейны – трехгодичную, а мадера – пятилетнюю. Но коллекционными вина становятся только после бутылочной выдержки: можно пролежать в бутылке два года, а можно и два столетия! Попробуйте это: испанский херес «де ля Фронтера» урожая 1675 года. Представьте, вино в полном расцвете сил! Только стало немного светлее, как человек в почтенном возрасте.
– Просто волшебный джинн из бутылки, – промолвил Томас. – Что ж, давайте выпустим его на волю!
Пригубив бокал, он покачал полысевшей головой:
– Хотел бы я так сохраниться, как это чудесное вино!
– Увы, – засмеялся старый лорд. – Те, кто собрал и выжал виноград, из которого сделали херес, давно в раю!
– Но мы имеем счастье наслаждаться плодами их труда, – заметил Роу.
Потом они долго говорили о том, какой путь проделывают плывущие из Индии корабли, и о проекте Суэцкого канала, о трудностях колониальной службы и еще о многом-многом другом. Ужин удался как нельзя лучше. Главное, Адмирал обещал Томасу помощь и поддержку, и это было весьма важно.
