Неожиданно сильный удар выбросил его из седла. Даже не успев понять, что произошло, торговец перелетел через голову лошади и грохнулся на каменистую землю, больно приложившись плечом и коленями.
– О Аллах! – простонал он, пытаясь подняться, и тут же услышал шорох осыпающихся камней: кто-то спускался к нему со склона горы, нависавшей над тропой. Наверное, он не заметил натянутой веревки и налетел на нее на всем скаку.
«Засада! – метнулась паническая мысль. – Вырваться, во что бы то ни стало вырваться!»
Нафтулла заставил себя встать на четвереньки и попытался нашарить на поясе рукоять ножа, но справа врезали по ребрам ногой и навалились сзади, заламывая руки.
Он начал ожесточенно отбиваться. Ударил кого-то из нападавших затылком, сумел освободить одну руку, но ее опять поймали и безжалостно вывернули за спину, заставив взвыть от боли. Шею захлестнули удушающей петлей аркана, запястья стянули веревкой. Рывок, и торговца поставили на ноги. Чиркнули кресалом по кремню и раздули трут. С легким треском разгорелся факел. Нафтулла увидел вокруг пестро одетых вооруженных людей. Двое из них крепко держали его за локти. Но вот незнакомцы расступились. Купец поднял глаза и похолодел: к нему шел чернобородый Сеид!
– Ты обманул доверие Имама, – сказал Сеид, остановившись в трех шагах от Нафтуллы, и смачно плюнул торговцу в глаза…
Почти час пленники ожесточенно спорили, выталкивая из пересохших глоток сиплый шепот, похожий на предсмертный хрип. Мансур-Халим не верил Нафтулле; он подозревал, что тот хочет заманить их в новую, еще более страшную ловушку; Али-Реза хотел бежать немедленно, а Кутергин предлагал дождаться рассвета – куда бежать ночью в горах? Можно легко сорваться в пропасть, сломать ноги или наткнуться на исмаилитов, не говоря уже о том, что ничего не стоит растеряться. Не станешь же кричать, как в лесу!
– Какая ловушка? – говорил Федор Андреевич. – Здесь и так ждет смерть! Или забыли, как Мирт одного за другим бросал нас в пустыне на произвол судьбы? Что может быть страшнее?
– Исмаилиты, – ответил слепой шейх.
В конце концов решили дождаться утра. Капитан разрезал путы на руках Али-Резы, потом тот помог ему освободиться и с непостижимой ловкостью так обвил веревкой запястья Кутергина, что создавалось полное впечатление: пленник крепко связан. Но достаточно одного движения, и руки оказывались свободны. Мансур-Халим попросил не разрезать его путы, справедливо полагая, что их проверят в первую очередь. Согласившись на побег сына и русского, он умолял их беречь себя и помогать друг другу, а когда они окажутся в безопасности, сделать все для его освобождения.
Нож спрятали за голенишем сапога капитана. Али-Реза сел рядом с Федором Андреевичем и долго объяснял ему, по каким приметам находить дорогу в этих горах и где лучше всего попытаться бежать.
– Только бы не привязали к седлу, – вздохнул Али-Реза.
Кутергин в ответ лишь пожал плечами: чего гадать? Ждать осталось недолго. В его душе уже возник знакомый холодок предчувствия близкой опасности, но страха не было. Его страх умер еще на Кавказе, в первом бою, вернее, в стычке с горцами, когда молодой офицер испытал весь ужас, который обычно испытывает необстрелянный новичок, впервые участвующий в деле, да еще начавшемся внезапно. Тут к страху обычно примешивается растерянность. Конечно, Федор Андреевич тогда постарался держать себя в руках и не ронять чести офицера. Позже, вспоминая эти события, он понял, что действовал не всегда верно и больше думал, как не показать другим своего испуга, животной жажды поскорее убраться из пекла, где свистят и расплющиваются о камни пули, чем о том, как выбить неприятеля из аула и сберечь солдат. Однако командир полка похвалил его и назвал молодцом. Первый бой обычно решал многое. Если ты остался жив и сумел обуздать страх, потихоньку наберешься опыта и будешь воевать, а если нет…
Утром полог откинулся и вошли охранники. Слепого шейха, его сына и русского подняли и вывели из шатра. Лагерь уже сворачивался: убрали палатки, заливали костры, седлали лошадей и проверяли оружие. Все без спешки и суеты, спокойно и деловито, но быстро, как в армии. В считанные минуты построилась походная колонна. Пленникам тоже подвели лошадей. Старику досталась спокойная белая кобыла, его сыну – рыже-пегий, как корова, норовистый жеребец, а русского посадили на унылого вороного мерина. К седлу не привязали и даже не прикрутили ноги веревкой к путлищам стремян. Федор Андреевич вздохнул с облегчением и незаметно подмигнул Али-Резе. В ответ тот понимающе полуприкрыл глаза.
Слепой шейх спросил, собираются ли их накормить и дать воды. Ему не ответили. Мирт подал сигнал, и колонна тронулась. Всадники молча и мрачно взбирались по крутой тропе на перевал. Ни песен, ни смеха, ни разговоров – только цокот копыт по камням, звяканье сбруи, щелканье плетей и храп коней. Впереди над головами всадников качался пыльный бунчук.
«Орда!» – неприязненно подумал Кутергин, но вынужденно признал, что Мирт умел поддерживать дисциплину в своем пестром воинстве.
Как многое сейчас напоминало капитану недавнее путешествие с караваном чернобородого Сеида. В горах все дороги однообразны: вверх, потом вниз. Конечно, природа вокруг божественно красива, но очень скоро перестаешь обращать на нее внимание. Только долго вверх, а потом опять вниз. Но сейчас рядом не вертелся услужливый хитрец Нафтулла и руки связаны. А так все одно и то же – вверх, на перевал, потом вниз и опять долго вверх. Пленников особо не охраняли: бежать здесь просто некуда. С одной стороны тропы – пропасть, с другой – монолитная громада горы, а впереди и сзади – вольные всадники. Когда ширина тропы позволяла, кто-то из них ехал рядом; но такое случалось редко. Может быть, позже, когда достигнут долин, в которых есть дороги, пленников возьмут в кольцо? Но пока они ехали гуськом: впереди Мансур-Халим, за ним Али-Реза и замыкающим Федор Андреевич.
Миновали перевал, прошли через другое ущелье, и вновь тропа начала забирать в гору. Али-Реза чуть придержал своего пятнистого жеребца. Русский, без слов поняв его, заставил мерина пойти быстрее.
– За следующим перевалом, – не оборачиваясь, тихо предупредил Али-Реза. – Я пущу коня, будто он понес, а ты прыгай с седла и лезь наверх. Там заросли кустарника. Встретимся в роще, на плато. Если не приду, не жди!
Сердце Федора Андреевича забилось быстрее: уже скоро! Через какой-нибудь час или полтора колонна преодолеет подъем на перевал и там…
Однако тянулись в гору почти три часа. Время капитан приблизительно определял по солнцу – часов у него давно уже не было. Седловина перевала оказалась широкой, похожей на впадину между горбами верблюда. Это сходство усиливали неровные, словно съехавшие набок горы по сторонам, с густо поросшими кустарником склонами. Все так же молчаливо колонна потекла через седловину, серой пыльной змеей спускаясь в долину.
Вдруг жеребец Али-Резы дал свечу и прыгнул вперед. Нелепо подпрыгивая в седле, молодой шейх испуганно завизжал. Что-то неразборчивое выкрикнул его отец, возбужденно заорали вольные всадники, пустив коней наперерез. Кутергин рывком освободил руки от веревки, выпростал ноги из стремян и соскочил с мерина. Запнулся, упал, как подброшенный пружиной вскочил на ноги и юркнул в кусты. Не теряя времени, боясь услышать за спиной выстрелы, торопливо полез наверх, в кровь обдирая руки об острые ветки, унизанные шипами. Скорее, скорее, пока люди Мирта не успели опомниться. Надо выиграть у них хотя бы несколько минут!
