Он открыл дверь.
И замер на пороге. Девушка лежала на постели, вытянувшись; руки и ноги связаны, глаза закрыты, дышит легко и ровно, на лбу — капельки пота. Крас замер: никогда, никогда он не видел столь совершенного тела! Чуть тронутая загаром кожа светилась янтарем, длинные ресницы роняли на щеки мягкую тень… На виске пульсировала тоненькая жилка; волосы, чуть влажные от пота, курчавились короткими нежными завитками…
Крас подошел. Провел ладонью по ее животу вниз. Она вздрогнула — или ему показалось?..
Не спешить. Главное — не спешить. Он сделает удовольствие долгим, бесконечно долгим… Как вечность.
Главное — не спешить.
Крас прикоснулся к ее ноге. Какая тонкая, нежная щиколотка… То, что она прихвачена веревкой, еще больше соблазняет… Мужчина повел руку вверх, медленно, очень медленно, ощущая тепло кожи, чувствуя, как переполнявшее его возбуждение мутит голову, превращается в требующую немедленного выхода ярость…
* * *
— Мишка плюшевый… — прошептал он. Красу казалось, что сердце бьет железным молотом где-то в висках, что воздуху не хватает… Заметил, как по; ногам девушки прошла судорога…
— Мишка плюшевый… — повторил он.
Одним движением выхватил из кармана нож. Щелчок был резок, как удар бойка по капсюлю: белое, отливающее синевой лезвие, отточенное острее бритвы… Крас прикоснулся холодной сталью к ее бедру, на лезвии мгновенно заблестела капелька крови…
Не спешить…
Крас подошел к окну, распахнул занавеску. Ослепительно белый, отраженный миллионами снежинок свет зимнего дня залил комнату.
Он стоял, глядя широко раскрытыми глазами в этот белый день и, казалось, не видел ничего. Поднял руку к лицу, на ощупь провел ладонью по месту, где кожу разрывал уродливый шрам. Поднес к губам лезвие ножа, легонько коснулся языком, стараясь ощутить вкус крови. Опустил веки и — замер. Он ждал. Ждал вдохновенья.
…Аля осторожно, едва дыша, высвободилась. Брезгли-увость и страх переполняли ее, руки слегка подрагивали… Тихонечко девушка опустила ноги на пол, достала из-под кровати пустой графин, схватила за горлышко… Сиплый стоял спиной к ней, на фоне освещенного окна она хорошо различала его силуэт. Тихонечко, только два шага — и ребристый графин обрушится на этот короткостриженый затылок.
Она сделала легонький шаг… Еще…
Рука с зажатым в ней графином рассекла воздух и… обрушилась в пустоту. Крас мгновенным движением уклонился в сторону, графин ударился о подоконник и брызнул тысячью осколков. В руке остался ощетинившийся грубыми острыми краями остов — Крас легко ударил по запястью, и последнее оружие упало на пол. А он ухватил ее за волосы, намотал на кисть руки, притянув к себе… Лицо его было совсем рядом; мужчина выдохнул сипло, прямо ей в лицо:
— Мишка плюшевый… Мишка ласковый… Ласковый… Другой рукой провел по ее спине и ягодицам… Судорога брезгливости прошла по телу девушки, кожа покрылась мурашками, словно к ней прикоснулась громадная змея…
— Сейчас тебе будет хорошо, очень хорошо…
Крас потащил ее к столу.
Аля вдруг успокоилась. Она почувствовала себя так, будто на коже образовалась тонкая ледяная пленка, она, словно скафандр, защищала девушку от липких трясущихся рук этого урода… И мозг заработал ясно и четко. Она переступала по ковру, стараясь не порезаться об осколки.
Крас грубо скрутил руки спереди жестким полотенцем, каким-то особым узлом.
Приставил лезвие ножа к шее:
— Будь умничкой… Я не хочу, чтобы ты умерла… Я хочу подарить тебе удовольствие… Оно будет длинным, нескончаемо длинным… Как вечность… — Перехватил связанные руки, прикрутил свободные концы длинного полотенца к ножкам стола. Аля оказалась притиснутой щекой и грудью к его гладкой поверхности.
Крас обошел стол, снова погладил по спине, ягодицам, произнес совсем севшим голосом:
— Чтобы получить удовольствие, ты должна стать покорной… Абсолютно покорной…
Тебе нужно научиться получать удовольствие… от боли.
Аля услышала какое-то шуршание — это Крас вынул длинный шелковый шнурок из портьеры, подошел к умывальнику, смочил его водой…
— Сейчас я тебя высеку… И ты станешь послушной… Почувствуй радость боли…
Это принесет тебе наслаждение…
Самодельная плеть со свистом рассекла воздух и ударила по столу рядом с ней. Аля невольно вздрогнула.
Мужчина бесцеремонно просунул руку ей между ногами. Прошептал:
— Я буду сечь тебя, пока ты не захочешь… Пока не станешь готова принять меня…
Плеть хлестко опустилась на спину девушки… Аля закусила губу.
— Кричи!
Снова удар.
На глазах ее выступили слезы, но она смолчала, — Кричи, сука! Кричи!
— Удар. Удар. Удар.
Аля по голосу слышала, как он возбужден. С каждым ударом она чуть двигалась всем телом, расслабляя и напря гая руки. Боль в стертых вязками, а теперь связанных жестким полотенцем запястьях была куда большей, чем от хлестких ударов шнура.
Она почувствовала, что охватывающий руки узел заметно ослаб: когда Сиплый связывал ее, она нарочно напрягла их как можно сильнее. Теперь она может высвободить их. И что дальше? Он слишком силен, чтобы…
Что же делать?!
Аля почувствовала, как по щеке стекает слезинка… И — неожиданно для себя — застонала… Нет, не от боли, от униженного бессилия.
Удары сразу прекратились.
— Ну? Тебе уже хорошо? — просипел мужчина. Аля облизала растрескавшиеся губы.
— Тебе хорошо?! — Он обошел стол, схватил ее за волосы, приподнял лицо. Белое, отливающее синевой лезвие заплясало перед глазами.
Аля расслабила руки, и стягивавшая их петля соскользнула на пол.
— Мне плохо… — тихо прошептала она. Крас осклабился, глядя ей прямо в глаза:
— Это только цветики, детка… Сейчас начнутся ягодки…
Легонько он провел лезвием по ее щеке. Порез мгновенно набух кровью. Крас полюбовался, чуть склонив голову набок:
— Тебе нравится?
Голос его дрожал, руки тряслись… Аля закрыла глаза, разом хлынули слезы, порезанную щеку защипало…
— Это только са-а-мое начало… Сейчас я уложу тебя на спинку…
Он отпустил ее волосы. Полюбовался лезвием, в желобок которого стекла кровь…
Провел по желобку языком…
Аля видела это в зеркальную поверхность стола. Сейчас он наклонится отвязать ее, увидит, что руки свободны, и тогда…
Ни о чем не думая, она ящерицей соскользнула со стола и прыжком метнулась в дальний угол комнаты.
Мужчина оскалился, облизал губы… Одним движением перевернул стол и двинулся к ней, держа в вытянутой руке нож.
