— Старость — не радость, — и с удивлением подумала, что вышло у нее достаточно насмешливо.
— До старости еще дожить нужно, — жестко просипело в трубке. — Дожить. — Голос стал деловым и жестким. — Итак, как теперь выражаются, забиваем стрелку?
Не гнать! Думай, девочка, думай! Нужно выиграть время! Ну да, ду-май…
— Мне нужно подумать.
— Как долго?
— Пятнадцать — двадцать минут.
— Хорошо. Я перезвоню через пятнадцать.
— Через двадцать.
— Через двадцать. Да, барышня… Мне жаль, что я вас принял за… Действительно, жаль.
— Жалость — сестра любви, — неожиданно вырвалось у Али.
Трубка забулькала сиплым смехом, потом послышались гудки отбоя.
— Уф. — Аля перевела дыхание. — Налей еще воды. А лучше… лучше… Лучше пойдем в ванную…
— Зачем?
— Затем.
Девушка запустила душ, подхватила несколько капель на ладонь, плеснула себе в лицо.
— Ну как, Настя?
— Сильна!
— Что, правда?
— Я вообще удивлена сверх всякой меры… Знаешь, это гены.
— Гены?
— Ну да. Характер.
— Жизнь у меня была спартанская, вот и характер.
— Нет, Алька. Понимаешь… Ты на агрессию отвечаешь еще большей агрессией…
— Да ты что? На самом деле я чуть со страху не уписалась. Это звонил тот дегенерат, что девчонке шею свернул за просто так!
— Ладно. Вот выберемся из этой бодяги, и твоим прошлым я займусь сама, — резюмировала Настя.
— Вот именно. Если выберемся.
— В душ забрались — опасаешься прослушки?
— Ну да.
— А откуда ты…
— Да брось! Каждое второе кино про шпионов, а каждое первое — про бандитов. Тут и дура просечет.
— Так они же в квартире не были…
— Ну и что? Я как-то видела — направляют такой лучик на стекло…
— Алька… Мой Женька разбирается в аппаратуре — работа такая; то, о чем ты говоришь, — лазерный луч, считывающий колебания оконных стекол. Это очень дорогая аппаратура. Очень.
— А у этих бандитов денег, я думаю, немерено. Я догадалась, что было в рюкзачке.
— Вы что-то говорили о спичках…
— Ну. Это он так наркотики решил обозвать.
— Погоди-погоди… То есть он сразу предложил назвать одно другим?
— Ну. Мало ли кто подключится к линии…
— Слушай… А ведь это называется — залегендировать.
— Как?
— Кагэбист этот твой псих со шрамом. Они все, работавшие на контору, малость того: легендируют все, что нужно и не нужно. От греха. Школа.
— А ты-то это откуда знаешь?
— Да у Женьки моего на фирме отдел собственной безопасности из них и состоит. — Настя поморщила лоб. — А в ванную пошли правильно. Лазер они вряд ли уже приспособили, но все может быть. А скорее всего… Карташев, он у Жени работает, говорил как-то, что любой телефон, даже если в него никакие прибамбасы не установлены, может работать как подслушивающее устройство: там ведь мембрана есть, нужно только подключиться через узел… А я — дура. Надо было сотовый из дому захватить. Только… Кто ж знал, что такая бодяга завернется…
— Ладно, Насть. У нас есть пятнадцать минут, нужно решить, что делать.
— Женьке звонить.
— Если у них такие деньги — а в сумку, по самым скромным прикидкам, героина влезет на пол-лимона, а если кокаин — так и вообще на лимон… Если у них такие деньги, то и возможности — о-го-го. Не дадут они нам прозвониться. И из квартиры выйти не дадут. Только… Только я одно поняла: этот Сиплый прокололся, крупно прокололся, и вряд ли кому-то из тех, кто над ним, это понравится…
— А может, он — главный.
— Может. Только если у него и нет шефа, то есть партнер или партнеры, которые такую ошибку могут не простить. Поэтому он будет действовать сам, через людей, которые подчиняются лично ему и больше никому. Значит, есть шанс.
— Какой?
— Прорваться. Здесь мы в капкане, Сиплый не соврал. Нам нужно убираться из этой квартиры.
— Выходить на оперативный простор?
— Ну да. Хотя бы до ближайшего телефона, а лучше — до конторы твоего мужа.
Настька, ты же умница, ну придумай что-нибудь! У меня уже бестолковка совсем не работает на отдачу!
— Голова, дорогая подруга, дана женщине для того, чтобы на ней причесон делать.
А мы все время используем ее не по назначению.
— Жизнь такая.
— Ну тогда давай думать.
Глава 6
Ворон оклемался полностью только через день. К обеду. Он лежал на диванчике расслабленно, чувствуя на сомкнутых ресницах любое движение воздуха, словно заново переживая рожденные белым порошком грезы. Если бы… Если бы можно было не возвращаться в этот мир и жить там… Но там жить нельзя, там можно только подыхать. Обманка. Этим хорошо оттянуться, но увлекаться нельзя: постепенно превратишься в скрюченного трясущегося доходягу, которого бросает в жар и холод при одной мысли о ширеве…
Колян приподнялся на диванчике, вдохнул всей грудью. Тело было еще в сонной истоме, и мысли шевелились лениво, но Ворон лишь хмыкнул: этой лени предаются только недоноски; ему, Ворону, нравилось жить, жить в этом мире, пусть он и жесток, и несправедлив… А потому… Он теперь уже резко вдохнул, выдохнул, встал с постели. Главное, ничего не откладывать. Решил — делай, и никак иначе!
Быстро оделся, спустился в кухню. Ксанки не было, и немудрено, третий час. Выпил подряд три стакана крепчайшего чифиря, перевел дух — хорошо. Вышел к станции, на электричке добрался до города. Теперь позвонить.
Набрал номер. Прослушал три длинных гудка, положил трубку, набрал снова. После трех гудков в мембране зазвучал приятный женский голос:
— Вы дозвонились по телефону… Оставьте свое сообщение после короткого сигнала…
— Николай Воронов хочет встретиться с Николаем Порфирьевичем, — произнес в трубку Ворон и нажал отбой.
Вышел в скверик, не торопясь выкурил сигарету, другую. Пятнадцать минут прошло.
Вернулся к автомату, снова покрутил диск, набирая на этот раз другой номер.
Трубку сняли.
— Да? — ответил приятный женский голос.
— Ворон, — произнес он.
— В восемнадцать десять ждите у памятника, — ответили ему.
— Дело срочное, — не удержался Колян.
— В восемнадцать десять.
В трубке зазвучали гудки отбоя.
