— Извините, я не расслышал. Что, простите?
— Илья Иванович — это и есть Лир?
— О Господи… Лир… А мне послышалось… Да не важно. — Доктор махнул рукой. — Не важно. Это так. Давнее. И личное. Жизнь течет, как песок сквозь пальцы…
Евгения Степановна вылетела из соседней комнаты собранная и взволнованная:
— Викентий Ефимович, в восьмой блок, срочно. Похоже, у нас там обширный инфаркт.
— Бригада?
— Уже поднимается.
— Иду. — Доктор кивнул, глянул на Алю. — Вы посидите, деточка? Евгения Степановна, а где Вера? Женщина, похоже, смутилась, даже порозовела:
— Я… я ее отпустила пораньше.
— Вот как? У женщин свои секреты?
— Так уже через полчаса другая бригада заступает, и подумала… — неубедительно залепетала старшая.
Доктор провел взглядом по кабинету, остановился на Але:
— Послушайте, деточка… Вы не побудете здесь буквально пять минуточек, я кого-нибудь из бригады сразу пришлю… Если вдруг будет вызов, вон та лампочка загорится, вы уж вот эту кнопочку нажмите, переключите селектор мне на трубочку, хорошо? Наши жмоты… Как на вывеску тратиться или в кабаке зеленью размахивать, на это — пожалуйста, а то, что у меня сплошная допотопь со связью, это никого не волнует… Посидите? Пять минуточек?
— Ну конечно. — Аля энергично кивнула. Доктор заговорщически подмигнул:
— Только, барышня, курточку снимите и накиньте халат. Не ровен час какое начальство заглянет… А так — для них все мы на одно лицо. — Доктор вздохнул, и в его вздохе явственно ощущалась давняя, затаенная горечь:
— При-слу-га.
— Викентий Ефимович, потом налюбезничаетесь! Лифт подошел! — раздался из коридора голос вновь построжавшей Евгении Степановны.
— Бегу! — Доктор выскочил из дверей медпункта, мелькнув в двери полами белоснежного халата, как крыльями.
Аля шваркнула «молнией» на куртке и почувствовала, как краска медленно заливает лицо: пистолет! Подмышечная кобура была подогнана идеально, плоский полимерный «смит-и-вессон» сидел в ней как влитой и под двумя куртками — дутой синтепоновой и джинсовкой — был совершенно незаметен. Аля сбросила верхнюю, взяла с вешалки белый халат, надела, он пришелся ей впору. Оглядела себя в зеркале: нет, ничего не заметно, ничегошеньки. Присела за стол с селектором.
Агрегат и вправду был старенький: богатые потому и богаты, что тратят деньги только на себя.
И тут навязчивая мысль занудила тоскливой мухой: а что она, собственно, здесь делает? И что собирается делать? Але вдруг стало очевидно: она не героиня и бросаться под танк, называемый «Лир», ей совершенно не хочется! И к чему она только полезла к милейшему доктору с вопросами? Дура! Как любят повторять англичане, любопытство губит кота! А кошку-и подавно. Особенно гуляющую сама по себе, вот как она сейчас. И еще Аля вдруг поняла: да, там, на юге, все было жутко, но много проще: рядом был сильный, отважный, незаурядный мужчина, который и принимал решения. И нес за них ответственность. А значит, и за нее, Алю. Если бы, если бы Маэстро остался жив… Если бы рядом был Олег…
Что ей сейчас делать? Ведь, судя по всему, корпорация сама по себе занята вполне легальным и уважаемым бизнесом, а то, что в недрах ее, точно заноза, торчит мирным таким Иван Иванычем или Петром Петровичем некий Лир — лорд, пэр и эсквайр, как и Маэстро, большой любитель и знаток Шекспира, — знают только посвященные. И приставать с глупыми расспросами к встречным-поперечным — это нарваться как раз на такого. Что будет дальше — даже представлять не хочется.
Если Глостер был у Лира любимый ученик, то каков сам учитель?
Аля зябко передернула плечиками. Нет, сегодня она ни к какому действию просто не готова. А вот что будет самым умным — это подружиться поближе с доктором Викентием Ефимычем. Человек он порядочный, к ней сразу задышал неровно, так почему бы и не захаживать к эскулапу на чашку чаю и мензурку коньячку? Да и знает он что-то о Лире — вон как смешался разом, папироской поперхнулся… К тому же у радушного доктора-жизнелюба, судя по всему, что ни день, то посиделки.
А значит, из отделов люди подтягиваются, о том о сем калякают, к ней привыкнут, стесняться перестанут, глядишь, все и само собой узнается. Это — мысль. Первая здравая за весь длинный сегодняшний день. До этого были лишь ахи и охи. Не считая стрельбы.
Ободренная принятым решением, Аля подошла к столику, плеснула себе в склянку янтарного напитка, выпила для куражу — а ну, доктор, даром что в годах, все истолкует просто и однозначно и, попользовав инфарктника, почувствует кураж с подъемом и полезет прямо сейчас обниматься? Хороша она будет: ма-а-асковская ба-а-арышня со стволом под мышкой! Нет, чтобы с доктором все получилось, как надо, нужно быть чуть хмельной и немного дурочкой. Самую малость. Вот как сейчас.
Не успела Аля вернуться за селекторный столик, как дверь медпункта распахнулась и вошли двое. «Из охраны», — это была первая мысль при виде двух крепких серьезных молодых людей. И еще — они были одинаковые. Нет, конечно, разные, но выражение лиц и молчаливо-размеренная манера держаться делали их похожими.
— Врач? — коротко спросил один, пегий по масти, а в остальном бесцветный, как выцветшая штора.
— Нет, Викентий Ефимович на вызове, инфаркт, и вся бригада там, но я сейчас позвоню, или позвоните сами… — затараторила было Аля, но «близнецы» переглянулись, пегий, он был явно старшим, оборвал девушку:
— Ты кто?
— С-сестра, — чуть запнувшись, произнесла Аля и добавила для убедительности:
— Процедурная.
— Собирайся. Пойдешь с нами, процедурная. — Старший помолчал, помутнел глазами, словно на месте Али было что-то не совсем ему приятное, закончил:
— Быстро.
— Нет, я не могу… — Аля заметалась взглядом, не зная, что делать: из процедур она умела делать лишь две: ставить градусник и кормить малиновым вареньем. — Викентий Ефимович сейчас…
— Твоя сумка? — поднимая с кушетки кофр с красным Креслом и проигнорировав ее лепет, спросил другой. Был он белесый, невыразительный и какой-то потертый, словно пиджак из секонд-хэнд. Присмотревшись, Аля заметила, что он по возрасту старше напарника; в интонации его слышался едва ощутимый акцент, и Аля для себя тут же окрестила его прибалтом.
— Моя, — автоматически кивнула Аля.
— Возьми. Пошли.
— Но Викентий Ефимович…
— Достала ты уже со своим Викентием! Мы из блока "С", уразумела?
Аля только кивнула: судя по их тону, блок "С" был здесь чем-то особенным.
— Тогда — пошевеливайся!
По коридору они двинулись цугом: впереди пегий, Аля посередине, прибалт — замыкающим. И пошли они почему-то не в холл, а в самый конец коридора; там пегий просунул в прикрытую щитком скважинку желтый бронзовый ключ с мудреной сейфовой бородкой, повернул, провел через щель приемника магнитной карточкой, похожей на кредитку, и сезам открылся. Пол лифта был устелен ковром, стены — сплошь зеркальные. Поднимались в полном безмолвии, даже трос не скрипел; о том, что лифт пошел вверх, Аля догадалась лишь по тому, как упало, словно в омут, сердце.
