— Ты поседел, Маэстро, — сказала девушка едва слышно.
— С людьми это случается, — улыбнулся он.
— Как ты выжил? Как оказался здесь? Как…
— Погоди. У тебя что-нибудь болит?
— Нет. Только шея. Немного. Я ударилась? Была авария?
— Ты удивишься, но у тебя случился обычный обморок.
— Обморок?
— Да. Ты выскочила на своем «броневике» мне под колеса на такой скорости, что спасла тебя случайность. Видимо, чтобы не напрягать нервную систему излишне и не усложнять со страхами, ахами и охами, твое мудрое подсознание велело мозгу и телу шлепнуться в отключку, как это бывало у дам прошлого века при известии о беременности… Словно предыдущие миллион лет люди размножались почкованием… Я тебя перенес на заднее сиденье к себе. Вот и вся история.
— Что стало с автомобилем?
— Естественно, твой джип потерял товарный вид. Впрочем, у меня сложилось впечатление, что автомобиль-то как раз чужой.
— А те, что гнались за мной? Ты… убил их?
— А кто за тобой гнался? И почему? Девушка не ответила. Только тряхнула головой, словно пытаясь согнать наваждение…
— Маэстро! Откуда ты взялся?! От-ку-да?!
— Долго рассказывать. Ладно. Перелезай на переднее, поболтаем.
Аля послушно кивнула, вышла из машины, устроилась рядом с усевшимся за руль Маэстро. Мотор заурчал ровно, автомобиль плавно тронулся и заскользил по дороге. набирая скорость, И Аля вдруг поймала себя на том, что абсолютно не воспринимает реальность происходящего: все слишком буднично, чтобы оказаться явью! Но… теплый летний ветерок струился в приоткрытое окно, шевелил волосы, ласкал правую щеку; ароматы выгоревших степных трав, недальнего моря, полынной пыли… Уж они-то были абсолютно реальны!
— Сигарету? — нарушил, наконец, молчание Маэстро, и эта простая фраза вернула Алю на землю. Все абсолютно реально и очень скверно!
— Что-то не хочется.
Маэстро прикурил от автомобильной зажигалки, не разжимая губ, выпустил струю дыма… Аля скосила на него глаза: ну да, он, Маэстро, во плоти, только совсем седой, похудевший, и этот шрам… И кажется, следы безобразных ожогов.
Девушка почувствовала, что волнуется отчего-то… Сама вытянула сигарету из пачки, прикурила, затянулась несколько раз глубоко… Голова закружилась, и девушка выдохнула вместе с дымом:
— Влад… Как ты выжил?
Маэстро усмехнулся, и Аля заметила, что его усмешка тоже стала другой, неуловимо изменилась, как и он сам.
— Бог знает. Не помню. Я лишь прошлой ночью узнал, какое сегодня число, месяц и год.
— Как это? — искренне удивилась Аля.
— Амнезия.
— Что?
— Потеря памяти. Равно как и ориентации во времени и пространстве.
Следствие контузии.
— Контузии… И где же ты все это время обретался?
— В каком-то ресторанчике под Южногорском. На хозработах.
— Так, значит, ты не насовсем «с крышей расставался»? Маэстро усмехнулся невесело:
— Функционировал, как робот без программы.
— А вчера ночью — что? Программа включилась?
— Да. В той ночи было слишком много смерти. Лицо Маэстро посуровело, вернее, сделалось безличным и отрешенным, словно этот человек действительно вернулся в мир с того берега Леты.
— Влад… А ты помнишь то, что случилось тогда? Там, на берегу? И вертолет? И все, что было до этого?
— Я все отлично помню. Потом — огонь и темнота. Из которой я вынырнул лишь прошлой ночью. — Маэстро помолчал, скривился горько:
— И снова прямо в огонь. — Он опять замолчал, сосредоточенно глядя на дорогу, потом спросил:
— Тот вертолет… Я свалил его?
— Да.
— Вот это славно! — Лицо Маэстро преобразилось вдруг искренней мальчишеской улыбкой. Но он помрачнел так же скоро и неожиданно, словно в осенний, полный неверного солнца день туча закрыла небо и сделала темным все в одно мгновение.
— Гончаров жив? — осторожно спросил Маэстро.
— Жив.
Маэстро вздохнуло видимым облегчением.
— Я был занят вертолетом. Но заметил: пуля его не миновала.
— Олегу повезло. Она прошла вскользь и навылет.
— Он здоров?
— Вполне. Сначала рука плетью висела, потом разработалась.
— Вы вместе?
Аля чуть помедлила, не сразу решив, как ответить, потом произнесла тихо:
— Да.
— Я рад.
Неловкое и непонятное молчание повисло, как марево, как пустынный мираж.
Оно заклубилось в салоне душными всполохами затаенной боли, беспамятства, отчаяния, оно окутывало девушку неподъемной ватной массой, опутывало липкой и тяжкой паутиной недосказанности и недоверия. Может быть, все это ей только почудилось, но…
— Влад… Я хочу, чтобы ты знал… Я хочу… — Аля заговорила быстро, волнуясь, глотая слова; "и вдруг показалось, что она может опоздать, не успеть сказать важное… — Мы не бросили тебя… После того как… после того как вертолет рухнул и прогрохотал взрыв, я подползла к краю обрыва…. Вертолет…
То, что от него осталось, догорало на галечном пляже, внизу, а ты… Ты лежал у самой кромки моря, без движения, словно… словно обугленный… Я думала, ты погиб… Да и… не спуститься мне было с этого обрыва никак! Там же метров семьдесят вниз, а то и все сто! Ты не мог выжить… Но ты выжил. И я… и я рада, что ты выжил. А я… мне… Я вернулась к Олегу… Он был без сознания, он умирал… Я должна, должна была его вытащить? Иначе бы я снова осталась в этом мире совсем одна, ты понимаешь? После того как ты погиб, после всего остаться совсем одной — страшно… Да и вообще — есть что-то страшнее для человека, чем остаться одному?
Девушка мельком взглянула на потемневшее лицо Маэстро, запнулась:
— Извини… Я не хотела.
— Я мужчина. Какие бы обстоятельства ни влияли на мою жизнь, путь я выбирал сам. Наверное, не всегда удачно и совсем не мудро, но… Я сам несу ответственность за свой выбор и… — Маэстро помедлил, но так и не решился договорить фразу.
— А я… я должна была уничтожить закладку Барса. — Девушка назвала отца псевдонимом, странно, но это получилось у нее естественно: Олег Гончаров почти всегда называл его именно так. — Я должна была уничтожить эту отраву, иначе было бы нечестно и перед ним, и перед тобой… Да и порошка там было столько, что хватило бы посадить на иглу целый город, И я сделала это. Я нашла шахту и взорвала ее. Потом вернулась, кое-как погрузила Гончарова в машину, и мы уехали… Я посмотрела с обрыва вниз: начался прилив, и тебя на берегу не было… Ты понимаешь, я не бросила тебя, просто я не могла…
