– Порядок.
Это – кому как. Ну да на войне – как на войне.
Глава 8
Я забыл в гордыне, что любая машина бегает на порядок быстрее даже такого незаурядного спортсмена, как я. Особенно ежели машин несколько и расставлены они в нужных местах.
Меня жестко, но корректно заталкивают в черную «волгу», двое битюгов втискиваются по бокам, а тот, что так любезно приставлял ствол к моему натруженному хребту, усаживается рядом с водителем.
Парни молодые, крепкие, собранные и похожи на новенькие серебряные доллары одной чеканки. Их начальник – на бывший в употреблении червонец: невзирая на короткую стрижку, высокий лоб активно переходит в лысину.
Ни вежливостью, ни разговорчивостью они не отличаются. Что делать – работа такая. Один бесцеремонно лезет мне под куртку и вытаскивает револьвер, другой, тем же манером, страшный самопальный тесак. Нож с интересом рассматривают оба.
– Рэмбо, – презрительно хмыкает правый «близнец» и добавляет нецензурное слово, которое умеренно интеллигентный обыватель поймет как «ненормальный», все остальные – в меру воображения.
– Поехали, – по-гагарински командует старшой, и машина устремляется по знакомым городским улочкам. Похоже, я догадываюсь, куда мы направляемся.
Профессионализм ребят сомнения не вызывает, и я искренне жалею, что совершенно упустил из виду организацию, столь популярную в былые годы. Рыцари «щита и меча». Госбезопасность. Или – как их теперь…
По легкомыслию я недодумал, что инкриминируемое мне деяние, а именно – преднамеренное убийство пред-седателя горсовета – подпадает под статью об особо тяжких государственных преступлениях, а именно: террористический акт. Миленькая ситуация: здешняя милиция ищет меня по обвинению в убийстве, а то и в двух, местная мафия горит жаждой отомстить за смерть шефа, другая мафия тоже намылилась поскорее меня шлепнуть и похоронить концы, для госбезопасности же я вполне могу сойти за сомалийского шпиона, обезглавившего город, чтобы самому занять вакантное местечко и выведать секретную технологию консервации кильки в томате…
Популярность моя в Приморске куда выше, чем у Майкла Джексона в ихних Штатах, – чтобы мне так жить! Материально, конечно.
Подпираемый могучими плечами, я чувствую себя достаточно уютно – даже в «браслетах». Очень хочется сдаться этим немногословным и надежным, как «берлинская стена», ребятам, выпить нагретую в кармане бутылку коньяка – и каяться, каяться, каяться…
Мешают две веши.
Во-первых, корпоративное высокомерие. Я же все-таки морской офицер!
Во-вторых, безопасность сия – тоже местная, а потому действия их непредсказуемы – поди знай, кто здесь с кем повязан и как.
К тому же печать в последние несколько лет так постаралась, что нужно большое волевое усилие, чтобы обыватель мог поверить в бескорыстие, чистоту помыслов и неподкупность «меченосцев», особливо в таком злачном городке, как Приморск. О себе, грешном, я уже молчу. Ибо верю только в то, что вижу.
Например, Леночка – натуральная блондинка, это без балды. И как морской офицер да еще и старший преподаватель и будущий национальный академик я не могу заставлять девушку ждать столько времени. Любовь – это…
– Давай по окружной, так быстрее.
То, что ребята едут совсем не на местную Лубянку, я заметил давно. Но исправлять их оплошность из скромности не стал.
Какая-нибудь конспиративная хата или особнячок? Вот блин! Если бы рабочий, маящийся в малосемейке, знал, сколько в его областном центре таких конспиративных лежбищ, где натруженные опера инструктируют свою агентуру из проституток, продавщиц, манекенщиц и челночных бортпроводниц в самой доступной для них форме – мальчик сверху, девочка – снизу, то потерял бы столько слюны от зависти и возмущения, что восстановить оную не смогло бы даже полоскание полости рта медицинским спиртом! Так и ел бы всухомятку!
Машина тормозит у трехэтажного многоквартирного домика. Значит, хата здесь.
Конечно, с ребятами поговорить хочется: но что нового могут они сообщить? К тому же со временем у меня туго. Они, конечно, профессионалы, ну да против курицы и гусь профессионал… А я – птица Додо.
Автомобиль остановился. У меня есть секунда – пока не открылась дверца.
Делаю легкий вдох, закрываю глаза и сталью наручников давлю ампулку в кармане.
Отсчитываю десять секунд. Еще пять – контрольных. Открываю глаза. Воздух чист и свеж, никаких посторонних запахов. Ребятки спят сном праведников и оклемаются к исходу ночи, не раньше. Как сказал поэт, «трусы и рубашка лежат на песке, никто не плывет по опасной реке…».
Пошарив в карманах праведников, нахожу ключ от наручников, затем перетаскиваю парней одного за другим в небольшой садик за домом и укладываю рядочком. Симпатичные ребята. Но супротив сенегальского шпиена – жидковаты.
Заодно возвращаю свой тесак и «пушку», а также заимствую «пээмы» оперативников – три ствола лучше, чем ни одного.
Уезжаю не сразу. Тщательно обследую салон в поисках «маячка» – нет, все чисто. Ну а внешний «маячок» таким волкодавам вряд ли кто присобачит безнаказанно. Но бдительность – она и в Африке бдительность. А потому поиски продолжаю и под рулевым колесом открываю нишу, в коей безмятежно покоится аналог израильского «узи». Эх, гулять, так гулять…
Разворачиваюсь – и по газам.
На машины мне сегодня везет, – неказистая служебная «волга» скрывает под капотом мощь трех «мерседесов». Что ж, тайная служба – и для автомобиля служба.
Качу прямо в центр городка. В таком «затаренном» авто, с такими номерами я ощущаю себя Лаврентием Палычем, потерявшим бдительность. А потому чуть не тараню желто-блакитный милицейский «уазик», выскочивший из переулка под мою горячую руку. Сослепу он попытался было увязаться за мной, но, разглядев номера, постеснялся. Как-никак старшой на удостоверении сфотографирован в майорских погонах, значит, шишка, судя по всему, немаленькая.
Улица имени Железного Маршала в квартале отсюда. Пора и ноги поразмять.
Город блокирован плотно – это и милицейские патрули, и шатающиеся парочками «отдыхающие», бездарно изображающие из себя пьяных. Прохожих немного: всех уже облетела весть о безвременной кончине Крестного папы, и народ предпочитает смотреть телек дома, дабы не попасть под перекрестный огонь «великосветской» разборки. Потому – проезжаю еще полквартала, останавливаюсь во дворике, засовываю скорострельный гэбэшный автомат за пояс брюк сзади и, элегантно хлопнув дверцей, ухожу в ночь. До Ленкиного дома дворами – рукой подать.
Две таблетки безендрина, что я заглотал в машине, действуют прекрасно.
Чувствую себя бодро, а главное – вижу в темноте как кошка. Хотя и в черно-белом варианте.
Неясные предрассудки мешают шагать прямиком в квартиру шестнадцать и звонить в дверь, как все люди. Выбираю путь более романтичный. Захожу в крайний подъезд и забираюсь на последний этаж – четвертый. На каждом пролете – по четыре двери. Значит Леночкина квартирка – угловая, только с другой стороны дома.
