Каждому свое. А может, он уже получил от жизни все, что хотел?
Дальше – лесенка на второй этаж. Вроде особого шума я не наделал, ну да время сейчас для «Трех карт» – военное.
Коридорчик на втором этаже пуст. И еще – очень тихо. Прохожу мимо длинного ряда дверей, – здесь девочки принимают клиентов. Внизу ресторан, чуть правее – казино.
Кабинет управляющего должен быть за следующим поворотом.
Удар в спину такой, словно молотнуло бревно-таран. Дыхание перехватило, я лежу на полу и, кажется, уже никогда не смогу вздохнуть. Словно опустили на глубину и не дают вынырнуть. Наконец удается вздохнуть, вместе со вздохом – режущая боль в сердце.
– Ты ему хребет не сломал?
– Когда я хочу сломать хребет, то ломаю.
– Так ты ж по спине и наварил.
– Нет. Я ударил точно под сердце.
– Да он сейчас концы отдаст.
– Не, не умрет. Когда Хасану нужно убить, он убивает.
– Смотри. Окочурится – Бест с тебя спросит.
– Пустой разговор. Бери.
Меня хватают под руки и волокут.
– Тяжелый, сука.
Из моего горла вырывается хрип.
– Гляди, правда ожил. – Парень смеется. – Впрочем, ненадолго.
Меня протаскивают через большую комнату, потом заносят в другую, связывают руки за спиной и сажают на стул. Куртку сняли, оружие отобрали.
– Да у него целый арсенал.
– Хасан, он скоро оклемается?
– Должен скоро. – И мне:
– Животом подыши, животом.
Дышу. Боль в сердце остается, но в голове прояснилось. Окидываю взглядом комнату. Небольшая. Звукоизолиро-ванная, по стенам – мягкие бра, и глаз не режет, и света достаточно. Прямо передо мной – стол, на нем – водка, коньяк, холодные закуски. За столом – трое. Но двоих поначалу просто не замечаю – внимание забирает тот, что в центре.
Лицо словно вырублено из камня: мощный подбородок, развитые скулы, прямой, чуть с горбиной нос, крупный выпуклый лоб. Седые волосы острижены коротко, светлые глаза смотрят внимательно и тяжело. Такое впечатление, что я его где-то видел или знаю откуда-то. И тут понимаю, чего ему не хватает, – толстого шерстяного свитера. Именно таким я представлял себе в детстве Волка Ларсена из лондоновского «Морского волка».
Только этому, «настоящему», лет сорок шесть, а может, и побольше. Лицо прорезано редкими, глубокими морщинами, и, хотя сейчас оно загоревшее, меня не оставляет впечатление, что немало времени он провел на Севере.
– Ну что, несладко? – спрашивает.
– Нормально.
– Нормально так нормально. Теля, – обращается он к здоровому парню, одному из тех, что приволокли меня, – возьми пару ребят и разберитесь там с дверью. Ну и приберете… Сердце болит? – спрашивает меня.
– Душа страждет.
– Хасан – мастер. Может, водочки, кровь разогнать?
– Можно.
– Стакан?
– Половину.
– Хасан, отнеси.
Хасан – сухощавый, чуть раскосый мужик, а вот сколько лет ему – двадцать пять или тридцать девять, – не угадать. Тип такой.
– И руки ему развяжи. Дурить не будешь?
– Не буду.
Водку выпиваю в два глотка.
– Закусишь?
– Нет. Сигарету.
Хасан передает пачку и зажигалку. Закуриваю. Ларсен поднимает кружку в руке, отхлебывает:
– Со знакомством, Дронов Олег Владимирович. Называй меня Володей. Он кивает на кружку:
– Чайку?
– Да. Покрепче.
– Хасан, чифирьку сообрази гостю. Он дождался, пока принесли кружку, я отхлебнул, закурил сигарету.
– Ну что, поговорим? – Взгляд его по-прежнему тяжел и очень спокоен.
– Поговорим.
Глава 10
– Ты кончил Ральфа?
– Нет.
Сидящий рядом с Ларсеном молодой человек атлетического сложения, в прекрасном костюме, при галстуке хмыкает. При этом лицо его бесстрастно, темные, почти черные глаза умны и равнодушны. Столовым ножом он методично очищает яблоко и кусочек за кусочком отправляет в рот.
– Ты хотел сказать? – обращается к нему Ларсен.
– В желудке у Ральфа был портвейн, на бутылке в машине – его «пальчики». – Молодец кивает на меня.
– Я захватил бы бутылку. На пистолете «пальчики» были?
– На пистолете – нет. А откуда ты знаешь про пистолет?
– Длинная история.
– А мы никуда не спешим, – говорит Ларсен. – Рассказывай.
– Он расска-а-ажет…
– Бест… – роняет Володя-Ларсен, и молодец заткнулся.
А я, прихлебывая чифирек, излагаю свою версию событий. Начиная со встречи на пляже и поездки в «росинанте». Естественно, о милых попутчицах умалчиваю, полагая, что это мое личное, глубоко интимное дело. Похоже, особого доверия я пока не вызвал, несмотря на большое личное обаяние. Когда начинаю рассказывать о подслушанном милицейском радио, молодец снова хмыкает;.
– Так-таки сразу и словил?
– Не сразу. Сначала прослушал «Любэ», про поимку банды и главаря.
– Ты знаешь, на каких частотах работает ментовская рация, а на каких – приемник?
– Без понятия.
О том, что ручку настройки крутила Леночка, я молчу. Надеюсь, она все еще мирно спит в «уазике».
– Так машина тоже не моя. Может, Ральфова, может, чья еще, и что за усовершенствования могли всобачить в приемник – вопрос не ко мне.
– Ральф, он технику любил. Лелеял, – подает голос третья персона за столом, этакий худенький благообразный старичок – «Божий одуванчик», чистенький, в черном поношенном костюмчике. Если бы свет был поярче, его полированная лысина в венчике седых волос наверняка пускала бы зайчиков.
Так что – Три Карты в сборе. Как там у Александра Сергеевича? Дама, семерка. Туз. Ну «туз», судя по всему, Ларсен. Старичок – тот непонятная карта, может, и «джокер», а может, и король шахматный. Или тоже туз, но в рукаве.
Молодец-Бест? Боевичок из новых интеллектуалов. В городе я его встречал, он из «ральфовых птенцов». Если и «семерка», то козырная. А скорее – «валет».
Кого не хватает? Дамы. Ну, дамы мне всегда не хватает. Я не космополит, но французы опять правы: шерше ля фам. Эх, надо было все-таки посудачить нам с Леночкой о своем, о женском. Германн, и тот к ломберному столу не лез, пока с графиней не переболтал. Ну да у него – характер нордический, а у меня здешний, раздолбайскии.
Ладно, чего теперь. Проехали.
