— Цейлонского нет, есть индийский, — произносит Кристина.
— Из Индии?
— Да нет, обычный, со слоном.
— Тоже хорошо. И — булочку с маслом.
— С чем?
— Или с вареньем. С клубничным.
— А вы нас… не убьете?.. — вступила в разговор Анжелка.
— Не-а. И даже не изнасилую. Чтоб вам и не мечта-лось. — Анжелка вдруг перешла на «вы». Ну да что говорить — стресс, он и в Африке стресс. А кто сказал, что для меня предыдущие минуты были самыми приятными в жизни?.. — Кстати, девчонки. А что вы собирались с трупом делать?
— С каким трупом?
— С моим. Расчленить на части и выносить хозяйственными сумками?
— Да мы…
— Это я к тому, что спички — детям не игрушка. А оружие — тем более. Откуда у вас браунинг?
— Купили.
— На рынке?
— Да нет, в магазине. За бугром.
— На всякий случай?
— Ага. Время-то какое.
— Провезли без проблем?
— Конечно. На таможне же все ребята знакомые. Кто нас проверяет?
— Вот именно. Но часы-то забрали… Пошли на кухню, за чаем и потолкуем. К тому же я не завтракал. Через десять минут мы уже мирно болтаем.
Кристина рассказала, как получила часы, что произошло потом.
— Сам понимаешь, предъявлять их нужно было или сразу, или… Когда выяснилось, что одного пассажира застрелили на автостоянке, — тут как начали таскать. Ну, мы с Анжелкой решили никому и не говорить. Уже и не рады были, что связались…
— Во-во… А выбросить десять «кусков» в мусоропровод — сам понимаешь… — добавляет Анжелка.
— Понимаю. Верх пижонства.
— Это если мягко сказать. Потом как-то забылось: ну лежат себе и лежат…
— А сегодня заходим в комнату отдыха — только с рейса — нас уже ждут.
— Кто?
— А хрен его знает! Мужики.
— Сколько?
— Трое.
— Какие из себя?
— А никакие. Ни рыба ни мясо. — На лице Анжелы выражение полной брезгливости.
— И уж подавно — не птица, — кивает на мой галстук Кристина.
— Девчонки, вы же с людьми работаете… Кем они вам показались? Бандиты?
Рэкетиры? Уголовники? Шпана? служивые?
— Только наглые, — резюмирует Лукашева.
— Многие работают под наглых. Служба у них такая.
— Да нет, не то. Мы же действительно всяких повидали. А у этих поведение — холуйско-заносчивое. Одновременно.
— Дескать, все могем?
— Ну вроде.
— Какие-то «ксивы» вам предъявляли?
— Ну да, один что-то сунул под нос. С двуглавым орлом на обложке.
— Сейчас двуглавые орлы в моде. Что ни банк, то «Русский», что ни фирма, то «Российская». И — орел тут как тут… — комментирует Кристина. — А само удостоверение я и не рассмотрела. В смысле — не прочитала. А на фото мужик, что предъявлял, — в погонах, это точно.
Спрашивать девушек о подлинности документа смысла нет. Да если и подлинный — владелец может быть мнимый. Очень даже мнимый.
— То есть ведомство вы не рассмотрели.
— Да смотрела Кристинка одна! Я бы — еще и на зуб попробовала.
— Ага, на зуб… Как же… — хмыкает та.
— Но не милиция?
— Точно нет. Эти для нас вроде как свои, привыкли.
— А те, значит, «чужие»?
— Вроде.
— Встретили они вас, что дальше?
— Да жуть какая-то. Один дверь закрыл, стал рядом.
«Лукашева и Ковальская?»
«Да».
«Вы попали в неприятную историю. Крайне неприятную и опасную. Смертельно».
Да, говорил этот один, у двери, он потом начал прохаживаться эдак вдоль стены. Двое других стали по углам, получилось, что у нас за спиной.
«В чем дело-то?» — спросила я. А он смерил взглядом с головы до ног — и молчит. Тут Анжелка не выдержала:
«Чего надо?! Сейчас закричу — ребята сбегутся…»
«Не сбегутся. Вам не пришло в голову, что мы легко прошли в служебное помещение аэропорта? Международного аэропорта. И так же легко выйдем. Если нужно — вместе с вами. Но боюсь, что в этом случае вас уже не найдет никто. И никогда».
И снова замолчал. Просто ходит и рассматривает нас. «Что вам надо?» — спросила я. И чувствую, голос — словно маятник.
"Если вы думаете, что умрете, — да, умрете. Только не скоро. И не быстро.
Перед этим вам предстоит узнать, какую нестерпимую боль может испытывать тело.
Нежное девичье тело… Как оно покрывается рубцами ожогов, как обезображивается лицо…"
Вообще-то, мы страшно перепугались. Может, это маньяки какие-то… А этот сказал:
«Часы».
«Часы?» — проговорила я автоматически, не сразу даже сообразив, о каких часах речь.
«Ну да. Часы одного пассажира». — И тут самое странное, — вступает в разговор Ан-желка. — Один из парней подходит к столу, вынимает из «дипломата» пачку денег, бросает…
«Здесь — десять тысяч долларов. Мы их у вас покупаем».
А мы с Кристинкой совершенно растерялись. После такой «накрутки» — мы не то что часы, мы бы им все что угодно отдали. А тут… Переглянулись, потом я посмотрела на того, что нам угрожал.
«Можно взять?»
«Можно», — ответил тот, кто положил деньги. Я решила — значит, он у них главный…
«Где часы?»
«Здесь».
«В этой комнате?»
«Нет. В диспетчерской. В столе заперты».
«Ты! — Он указал пальцем на Кристину. — Идешь за часами, твоя подружка остается здесь. И — без глупостей. Иначе и ей крышка, и ты не убережешься. Все поняла?»
«Да…» «Не слышу?»
«Да!» «Иди. У тебя — десять минут».
— Короче, пошла я в диспетчерскую. Лукашева осталась.
— Одна?
— Да. А куда бы я делась?
— Тут другое. Если их «ксивы» — такие «вездеходы», один из парней наверняка сопроводил бы… Или — боялись засветиться.
— Может, и так. Зашла я к диспетчерам, в столе взяла пакет с часами…
— Тебе что это, Фемминг их в пакете передал?
— Да нет, я забыла сказать: мы с Анжелкой вроде расписку написали, на всякий случай, что «Ролекс» принят на хранение на время полета…
— Так чего же сразу властям не сдали?
— Мы же сказали — хрен бы нам кто поверил, — говорит Лукашева, — а от международного — отстранили бы точно.
