— Кому как…
Крепыш гогочет, встает, подходит к столу с компьютером, берет бутылку с надписью «коньяк», отхлебывает, морщится:
— Дрянь какая… — Делает еще глоток, длинный. — Ну да будем считать, что мы в полевых условиях… Так что, Дронов, увлекает тебя мой «проигрышный вариант»?
— Нет.
— Вот и меня тоже. Хотя миллионы людей многое дали бы за то, чтобы пожить такой жизнью, какую я только что описал. Но я — человек действия. Ты, полагаю, тоже. Но не тебе выбирать. Выпьешь?..
Одна мысль о том, что придется касаться губами бутылки, из которой отхлебывала эта мразь, вызывает тошноту.
Молчу, прикрыв глаза.
— Вот тебе другой вариант. Выигрышный. И для тебя, и для меня. Ты отдаешь мне и «ключ» и Досье. Парень ты башковитый, догадался уже, что оно значит. Вот и славно. Отдаешь, и тогда…
— Ты меня убиваешь.
— Зачем? Я просто хочу, чтобы ты убрался из моей страны. На тех самых условиях, которые я обрисовал для себя как «проигрышный вариант».
— Сколько?
— Ха-ха-ха… А все-таки я не ошибся. И — Марик не ошибся… Только я опередил его! Дронов, я хочу четко дать понять: тебе этими документами воспользоваться не удастся. И власти они тебе не дадут. А мне — дадут.Улавливаешь разницу? — Крепыш снова рассмеялся. — А ведь я понял, по-о-онял, что этот «жмурик» тебе до такой же фени, как и мне… Как точно выразился ихний сатирик: «У людей большое горе, они хотят поторговаться…» Торговаться Марик мастак, не я. Тем более что времени уже нет. Совсем.
«На земле — мое время… В воздухе — не мое…» Что же это значит?..
Торг… Время — деньги… На земле — мои деньги?..
— Так что мое предложение следующее: ты получаешь полмиллиона долларов, сейчас! — Крепыш двигает ногой небольшой чемодан, похожий на докторский саквояж, раскрывает. Ровными пачками уложены стодолларовые купюры.
— Заметь, все «бабки» чистые, ровно полмиллиона, и ни одного повторяющегося номера! Ни одного! Подобрать такую сумму было не так просто! Оценил?
Пожимаю плечами. Не сводя глаз с чемодана. Или он дурак, или действительно играет ва-банк… А значит — выполнит то, что сказал. И в первом и во втором случае.
— Я понимаю, что информация стоит дороже, ну да к полумиллиону я прибавлю еще и жизнь. Твою жизнь. Не так мало, а Крепыш снова прикладывается к бутылке. Но алкоголь действует на него не опьяняюще, а просто возбуждающе… Как на упорного шизофреника. Или — он играет?..
— Я тебе не верю, — произношу я, и собственный голос слышу словно со стороны.
— А что, у тебя есть выбор?
— «Новое поколение выбирает „Новый Альянс“!» — произношу нараспев.
Крепыш смеется в голос, от души, запрокинув голову. Мощная жилистая шея налилась краской.
— Надо же, и это вычислил! Ну да такие игры — для мальчиков-тихушников вроде Марика. Как только я получу информацию Досье… У меня все будет конкретней и проще. Много проще! — прекратил он смеяться так же внезапно, как и начал. Глаза его сузились:
— Просто ты должен понять, Дронов, я не шучу. Такой шанс выпадает раз в жизни, и то одному из миллиона. Я-не собираюсь его упускать.
Я хочу сделать из этой страны то, чем она должна стать. Давно должна. Я хочу сделать этот народ таким, каким он должен быть! Я знаю, как это сделать, и сделаю это! Деяния македонского царя или Наполеона покажутся потомкам детскими забавами. А ты останешься просто жить. Где хочешь. Я не убью тебя. Ты станешь не опасен и безразличен мне. Можешь ехать в эту зловонную лужу — Штаты, можешь перетрахать там всех грязных негритосок, жидовок, итальянок — раз тебе нравится… Живи, я не трону тебя! У меня — другое назначение! Мне нужно сделать то, что должен и могу сделать только я! Ты понял?!! Я!
На прикрытых веках чувствую жар его горячего дыхания.Огромное мускулистое тело нависает надо мной, стальные глаза — как холодное пламя…
На мгновение наши взгляды встретились. Он все понял.
Только поздно… Он подошел слишком близко.
Одним рывком дергаю его галстук вниз, несколько раз двигаю кистью, накручиваю… Нога распрямилась в колене, ударив крепыша в пах, ноги его скользят, теряя опору. Мощный кулак обрушивается на мое лицо… Удар… Еще…
Еще… Медленно тяну его голову под прикованную к креслу левую руку… Удар…
Удар… Он бьет наугад, но очень сильно, и только удушье и отсутствие опоры для ног не дают ему возможности двинуть так, чтобы я отключился. Кровь заливает глаза, нос тоже сломан… Руки крепыша работают, как два молота…
Шеей да и всем телом двигаю скорее инстинктивно… Если предугадать удар и отклониться в том же направлении хотя бы на миллиметр, удар смягчается в несколько раз. Сознание начинает мутнеть… Ничего, просто «плыву». Бывало хуже, но я же не «отдавал» боя…
Боль мне совсем не мешает. В таких случаях ее нужно просто не замечать.
Мешает туман, ватный туман… Все слишком медленно…
Сталь наручников коснулась его напряженной шеи.
Все-таки он очень силен. А кто сказал, что я слабее?!
Еще немного, вот так… Удар… Он сумел упереться ногами! Но — поздно. Он в таком же «грогги», как и я… Галстук сейчас, словно ворот кимоно… На татами мне уже дали бы чистую победу удушающим…
Рывок — и его шея под моей левой рукой. Между деревянным подлокотником кресла и сталью наручников. Капкан. Наваливаюсь на его хребет всей тяжестью, отпускаю галстук и тяну голову вверх, ухватив двумя пальца-ми за надбровья.
Упираю подбородок в деревянную боковину кресла и всем телом падаю на свою левую руку. Рывком.
Хруст жесткий, нутряной, противный. Огромное тело напряглось, застыло, словно из камня, ноги вдруг быстро застучали носками в пол… Все.
Кончено.
Сижу без движения. Может, минуту, может — десять. Наконец удается расслабить мышцы, приподнять прикованную руку, столкнуть труп на пол.
Пистолет он оставил на столике, где брал бутылку. Ползу к нему раскорякой вместе с креслом. Ударом ноги сдвигаю столик, оружие падает на пол. Теперь дотянуться… Вот так.
Стреляю по металлической дужке.
Встаю. Искореженный «браслет» болтается на запястье. Кровь из переломанного носа продолжает струиться, да и наглотался я ее порядочно. Хуже — что заплывают глаза. Оба. Ну да шкура у меня привычная…
На полу, рядом с постелью, вижу бутылку «чинзано». То самое, что пил Сашка, когда мы разговаривали по телефону.
Сделал глоток, поперхнулся, меня начало рвать. Чем-то зеленым вперемешку с кровью. Сел обессиленно на пол, снова приложился к бутылке. Пил, пока не опустела. Поставил на пол и тупо уставился на нее. Очертания бутылки расплываются, словно в знойном пустынном мареве…
Тут я понял, что плачу. Вытирая слезы ладонями, рукавами… Я плачу.
