— Почему же ты сам не воспользовался ею? Дронов, не верю я ни в твою алчность, ни в твои навороты… Почему ты пошел на контакт с нами, а не использовал информацию сам? Ведь ты же понимаешь, что там десятки, сотни миллионов, а не те два, что ты запросил…
— А для меня это — как золото в слитках. В чемодане без ручки. И нести тяжело, и бросить… Ну никак не получится. Для того чтобы информацию из Досье обернуть, превратить в деньги, нужны каналы. Связи. А на то, чтобы обрести связи, — уйдут месяцы, годы…
— Не преувеличивай, Олег. В этом Досье ты нашел бы все необходимое.
Поэтому… Поэтому твой запрос насчет денег я считаю ложным. Тебе нужен Круз.
Живой. И его я тебе. отдам только в обмен на «товар». — Глинский усмехнулся. — Ты честен, И влез не в свою игру. Политика, власть — тут играют по другим правилам…
— Глинский, мы вроде с тобой по-русски говорим, а друг друга не понимаем. И не сможем. — Чувствую, что вино действительно ударило в голову… Очертания зала стали мягкими и размытыми, и профессионалы боевики за несколькими столиками представились мирными отдыхающими посетителями, а сам Глинский — добрым случайным собутыльником, с которым толкуем о чем-то существенном, важном, непреходящем…
И еще — до боли стало вдруг жалко призванных месяц-два назад мальчишек, умирающих под пулями в Чечне, и чеченских ребят, гибнущих под бомбами, и их матерей… Если это и есть игра, называемая политикой… Как там у Владимира Семеновича?
Но плохо за часами наблюдали счастливые, И нарочно время замедляли трусливые, Торопили время, понукали крикливые, Без причины время убивали ленивые…
— И двенадцать в полночь не пробило, все ждали полдня и опять не дождалися… — напел я тихо.
— Что?
— Жизнь, Марий Гаевич, гораздо короче того, что мы хотим в нее вместить.
Играйте в ваши игры. А мне будет достаточно моря, солнца, любви… — Надеюсь, получалось у меня искренне. Даже сам поверил. — А два миллиона долларов морю и любви — не помеха, — добавляю. — Попробуете спорить?
Блондин пожал плечами.
— Хорошо. Я отдам приказ.
— А сейчас я хочу видеть Круза. Не забудьте, мне сигнал подавать сообщникам. — Последнее слово произношу с самодовольной ухмылкой.
Марик делает знак рукой.
Димка появляется из игрового зала в сопровождении высокого детины. Смотрит Круз прямо перед собой и вряд ли хоть что-нибудь понимает. Наркотиками его накачали под завязку.
Парень ведет его за руку к нашему столику. Ноги Круз переставляет, словно автомат: все же протезы…
— Димыч!.. — Вскакиваю, неловко вскинув правую руку, и опрокидываю бокал с бордо прямо на брюки этому светловолосому пижону. Движение его инстинктивно: смотрит на расплывающееся красное пятно, чуть отодвинувшись от стола… Димкин охранник — тоже…
Первая пуля попадает Крузу в протез и валит его на пол. Вторая — в охранника. Еще три, не глядя, веером по столикам с телохранителями «полководца»…
Марий поднимает голову, короткий ствол кольта загоняю ему в рот. В барабане — один патрон. Крайний.
В мою голову направлены семь или восемь стволов. Кажется, я физически ощущаю тепло лазерных прицелов. Со стороны, должно быть, красиво: лучи красные или зеленые. Моя голова в них — как муха в центре паутины.
Если я ошибся — сейчас убьют. И меня, и Димку.
Димкин охранник тоже оклемался. Пуля кольта такой бронежилет не прошьет.
Направил пистолет Крузу в голову. Подумал… Поднял ствол, направил на меня, — Димка смотрит в потолок, дышит неглубоко и размеренно, он похож на жука, перевернутого на спину… Курок кольта взведен, чтобы его спустить, достаточно легкого движения. Совсем легкого.
Надеюсь, стрелки это разглядели. И оценили.
— Вот что, ребята. Если я сейчас раскрошу череп вашему боссу, будет уже не важно, сколькими пулями вы продырявите мой. Это будет провал. Полный. С вас спросят именно за это. А пока ваш босс жив — он отдаст приказы.
Перевожу дух.
— А теперь, господин Глинский, будьте любезны управлять ситуацией. Если вы согласны, опустите веки. Медленно. Если нет — моргните два раза. Умрем вместе. Я молча, вы — без покаяния, Глаза блондина широко раскрыты. Медленно, словно боясь вспугнуть что-то мимолетное, закрывает глаза. Правильно опасается. Самое мимолетное — это жизнь.
— Всем положить оружие на пол! — командую я. «Да», — подтверждает блондин.
— Теперь пройдите в подвал — крайняя дверь рядом с кухней.
— Мы должны быть уверены… — открывает рот один из парней.
— Ребята, я вовсе не хочу никого убивать. Моя задача спасти жизнь свою и своего друга. Надеюсь, это понятно. Ваша задача — выполнять приказ босса. Вы подтверждаете этот приказ?
Глаза Марика широко раскрыты. Он не моргает, и в уголках появляются слезы — от напряжения.
— Марий Леонидович, вашу жизнь я могу гарантировать только одним — честным словом. Я вас не убью.
Блондин устало опускает веки.
Телохранители один за другим спускаются в подвал. Как ни странно, делают они это спокойно и даже охотно, ибо освобождены от главного: необходимости принимать решения и нести за них ответственность.
И еще. Как правило, в любой группе всегда имеется человек, обязанность которого — возглавить ее и взять на себя принятие решений. Приказывать. Полагаю, и эти ребята — не сборище любителей…
А значит… Если двенадцать боевиков экстра-класса подчинились приказу человека, фактически поставленного в крайние обстоятельства, дав себя разоружить…
Значит, уровень этого человека очень высок.
Крайне.
Насчет того, что пальбу услышат снаружи, — я спокоен. Здание построено в прошлом веке, стекла — двойные. За «тишину на участке» можно не беспокоиться.
Михеич закрывает за бойцами толстенную металлическую дверь, задвигает четыре засова: раньше в здании помешалось какое-то учреждение типа главка, в шестидесятые в подвале оборудовали бомбоубежище — на случай ядерной войны с империалистами. И дверь и подвал сохранили.
— Дрон, кто оплатит счет? — деловито осведомляется Михеич. — Сам понимаешь, и бордо, и мебель попорчена… Да и архаровцы эти в подвале… У меня там харчей — на миллионы рублей… О выпивке вообще не говорю: вина коллекционные…
— Михеич, пиши на меня. Я бы и сейчас оплатил, да сам видишь, руки заняты.
Кольт изо рта блондина я вынул, зато крепко взял под руку и воткнул ствол тупорылого «тишака» ему в печень.
— А ты что, и впрямь разбогател? — интересуется метр.
— Ага. Временно.
— А что в этом мире постоянно? — вздыхает Михеич.
— Любовь, — бросаю я.
Михеич смеется, вздрагивая всем телом, от души.
