— Да, и потом.
— Так бывает. А что случилось тогда?
— Давно?
— Да.
— Я ушибла позвоночник. Сильно. И три месяца лежала на животике. Мне было одиноко и жутко.
— А потом прошло?
— Ага. Я еще ходила к массажисту.
— К молодому?
— Да нет, не очень. Но у него были сильные руки.
— Да? И где же он тебя массировал?
— На кушетке. Я была в одних узеньких плавочках.
— И всего-то?
— А потом без плавочек.
— Он хотел тебя?
— Еще как.
— А ты?
— Да ну его.
— Я его убью. Завтра с утра этим и займусь.
— Не, не надо. Он уже старенький.
— Прикончу. Прикокошу.
— Я была маленькой девочкой и ничего не позволяла.
— Кроме массажа.
— Мне это было полезно.
— А вот так тебе полезно?.. А вот так?..
— Да… Да…
— А вот так?..
— Да-а-а…
— …Ты все же жуткий развратник. Блудня.
— Я — паинька.
— Да? А летом эта твоя… Плоская, как швабра…
— Ну, положим, не такая и плоская…
— Сейчас получишь.
— Ошибка молодости.
— Из-за таких ошибок попа потом у некоторых болит.
— Советский бициллин — гроза поп!
— Скажи спасибо, что такой был.
— Спасибо.
— Блудня.
— Отрада массажистов.
— Хочешь выпить?
— Хочу тебя.
— Я… Я не могу больше молча…
— Вольному — воля…
— Да?.. А соседи?.. Помнишь, они чуть милицию на нас не вызвали… Думали, ты меня мучаешь…
— Еще как…
— Подожди… Да… Да…
— …Утро скоро. — Она смотрела на него, и сумрак висел на пушистых ресницах, как снег на еловых лапах.
— Не скоро. Зима, — пробурчал он. — У тебя выходной?
— Вроде того. Спи.
— Ты спишь?..
— Уже нет.
— Точно не спишь?
— Точно…
— Мне нужно сказать… Ну не спи.
— Не сплю.
— Володя приехал.
— Что?..
— Володя из армии вернулся.
— Какой Володя?
— Не притворяйся, ты же не спишь.
Он сел к ней спиной, опустив ноги на коврик. Закурил:
— И что?
— Он спросил: есть ли кто у меня. Я сказала; есть.
— И — что?
— Он сказал, три месяца нам хватит, чтобы расстаться?
— Нам?
— Нам.
— Почему три месяца?
— Он сказал, нужно пойти с ним подать заявление.
— Какое заявление?
— В ЗАГС.
— Хм… Раньше месяц было.
— Теперь три.
Он мотнул головой:
— Бр-р-р… Башка тяжелая. Не спали почти. Надо кофейку.
— Зачем? Поспи лучше.
— А на работу?
— У тебя же выходной.
— Сегодня что, четверг?
— Уже пятница.
— Я перепутал. Сегодня рабочий.
— Тогда я тоже в институт пойду.
— Правильно. Чего прогуливать… Они вышли вместе.
— Я приду завтра? — спросила она.
— Да, конечно. Только позвони.
— У тебя что, дежурство?
— Может быть. Ты позвони.
— Хорошо. До завтра.
— Ага…
* * *
…Весна оказалась мокрой и слякотной. А он пил и неделю, и другую, и третью, стараясь смыть с души эту скользкую слякоть…
А тем утром оказался у ее дверей. Позвонил.
— Ты?
— Ага.
— Долго пропадал. Ну и видок у тебя. Ты чего, пьешь?
— Выпиваю.
— Ну заходи.
— Я на минутку… У тебя это… Похмелиться нечем?
— Да нет. Гости позавчера были, все выпили.
— А червончик взаймы?
— У меня есть двенадцать рублей, но мне надо Володе носки купить.
— Носки? Какие носки?
— Белые.
— А… Ну да. У вас же сочетание. Скоро.
— Через две недели.
— Так червончика нет…
— Ты что, за этим пришел?
— Ну должен же я был за чем-то прийти… Вот, за червончиком.
— Правда нету.
— Ленка… Мне плохо…
— Поищи еще где-нибудь. У тебя ведь знакомых полгорода…
— Ага. Поищу.
— Ну что ты на меня так смотришь? Ведь ты же не любил меня?
— Н-н-нет. Не любил.
— Я же тебе просто так была нужна…
— Ага. Просто так.
— Ну вот. А Володя — любит.
— Понятно. Я пойду.
— Давай. Не обижайся, денег сейчас совсем нет… Прости…А на улице была все та же зябкая сырость. Пить было противно, а напиваться — приятно.
Потом он засыпал. И видел во сне большую белую гору. Как крепость, которую нужно взять.
Глава 36
Открываю глаза и впервые чувствую то, чего не ощущал так давно: уверенность в завтрашнем дне. Даже как-то стыдно перед согражданами: в стране, понимаешь, бардак, а тут — на тебе: на роскошной двуспальной кроватке в люксе «Лазурного берега», по самой «мертвой поре» лежит, раскинувшись, индивид и счастливо улыбается, довольно бессмысленно глядя в потолок.
Слышу смешок, оглядываюсь.
— Ты похож на только что вылупившегося цыпленка из мультика… Вот только не помню, из какого. Заба-а-а-вный…
— Да?
— Очень! Сон приснился хороший?
— Даже не знаю… Но… Я все вспомнил.
— Все?
— Все.
— Ну и как воспоминания? Семья? Дети? Внуки? Братва? Паханы?
Голос девушки насмешлив, но сквозь веселье проскальзывает что-то… Ну да.
Страх. Страх чего? Нового одиночества?
— Ничего у меня нет.
