– Видите ли, уважаемый Геннадий Валентинович…
– Демин, ты арифметику помнишь?
– Хм…
– Так вот. Складывать не нужно. Умножай. На три.
– Если я вас правильно понял…
– Ты меня правильно понял, Константин Лукич. В три раза. Или ты считаешь, что сумма…
– Геннадий Валентинович, по телефону…
– Это спецсвязь. Во-первых. А во-вторых, никому не возбраняется развлекаться математическими ребусами в свободное время. Ты меня хорошо понял?
– Да.
– Отлично. Вот завтра, после ознакомления экспертов с материалами, можно будет уже не беспокоиться ни о чем. И вам, и мне. До конца дней.
– Я понял, Геннадий Валентинович.
– А если понял, так расстарайся! Пусть Серебряков оставит во имя, так сказать, закона и порядка в городе свое независимое мышление! На сутки!
– Если доложить губернатору…
– Вот и докладывай! Бумагу с завитком Номера Первого он видел! Упорствовать, я думаю, не станет! Засиделся он в Покровске, хочет повыше взлететь, а когда в Москве гостишь, повыше ох как хочется! Упирай на сокрытые, но государственные интересы! Пусть строит Серебрякова, как Швейка! Ты все уразумел, Демин?
– Так точно.
– Ну что ты, Константин Лукич, по-военному? Ты давай изъясняйся казенно-суконным, и губернатор, и генерал твой милицейский этот язык лучше поймут. Но чтобы был результат. Лады?
– Сделаем, Геннадий Валентинович.
– Ну вот и хорошо. Отбой.
Глава 67
Филин откинулся в кресле, забросил в рот-щель сигарету, с удовольствием затянулся:
– Вот такие дела, Ильич.
– Может быть, не стоит беспокоить губернатора?
– По-твоему, он что-то заподозрит?
– Купчеев – очень неглупый человек.
– Но ведь не Ленин, а? – оскалился в улыбке Филин. – Великий Вовик тем и хорош был, что пер как танк времен Первой мировой, поливая все окружающее пространство беглым пушечно-пулеметным огнем! На всякий случай. А уж соратники добивали уцелевших. И друг друга. – Филин наплескал себе очередную чашку крепчайшего кофе, пригубил. – Ты что, Ильич, серьезно полагаешь, что у Купчеева хватит наглости позвонить Самому или хотя бы Премьеру и – э-э-э… проконсультироваться?
– Всяко может статься. Самому – нет, а вот Дюжеву вполне.
– Зачем? Рвение проявить? Искать приключения на собственный ливер? Он хорошо сидит, здешний губернатор, и хочет сидеть еще лучше. Любой аппаратчик даже при самой большой спешке торопится очень не спеша. Потому как и овес может сгореть, и осел сдохнуть. – Филин посмотрел на свой компьютер: – Второй час полета.
– Вы опасаетесь…
– Да! Опасаюсь! Всего, чего угодно! В том числе и того, что какая-нибудь бесхозная ракета «земля – воздух» шарахнет откуда-нибудь со дна студеного окияна и разнесет эту таратайку впополам!
– Вам не стоит пить столько кофе.
– Не боись, Ильич, тот, кого ищет пуля, от инфаркта не помрет.
Филин помрачнел вдруг, встал, подошел к окну, чуть отодвинул жалюзи, долго смотрел на ночной город. Перешел на другую сторону и застыл, еще более сумрачно глядя на пустую и темную территорию завода. Черноту ночи прорезывали лишь длинные лучи фар джипов.
– Твои развлекаются, – кивнул он Панкратову.
Тишину кабинета, нарушаемую лишь мерным гудением компьютеров, снова нарушил телефонный звонок.
– Внутренний? – спросил Филин.
– Да. Полковник Васильев.
Васильев командовал отдельной службой безопасности «Цеха-К». Филин взял трубку:
– Слушаю, Евгений Петрович.
– Что там у вас происходит? Наша система зафиксировала вспышки выстрелов. Джипы по территории завода мечутся непонятные.
– Бардак, как везде, – миролюбиво сказал Филин.
– У нас бардака нет, – сухо поправил Васильев. – Вы контролируете ситуацию?
– Да. Бандиты разбираются. Вы ведь в курсе, что в седьмом цехе склад левого бензина. И две канистры.
– Это не моя епархия.
– Удобная позиция.
– Извините, Геннадий Валентинович…
– Бога ради, полковник, я не желал вас задеть. У каждого своя служба.
– Вы справитесь с ситуацией? Я могу выслать группу нашего спецназа.
– Благодарю. Все под контролем. А у вас отличные системы обнаружения.
– Такие вам и не снились, – произнес Васильев с легким оттенком самодовольства.
– Жизнь не сон! – оскалился в улыбке Филин.
– По-моему, вы там выпиваете, ребята…
– Завтра, полковник. Все завтра. И выпивка тоже. Сегодня – только работа.
– Это так. Разгоните эту шантрапу, полковник Филин. Если бы вы знали, как мне надоел бардак за стенами объекта!
– Бардак за стенами объекта мы ликвидируем. Вместе с окружающими. – Филин снова обнажил зубы в оскале. – Конец связи.
– Конец связи.
Филин снова встал из-за стола, приоткрыл жалюзи, глянул на окутанную тьмой территорию завода. Где-то вдалеке все так же, люминесцентно-белым, светился объект полковника Васильева. Филин скривил гримаску, означавшую улыбку:
– И эту мертвечину он называет порядком! Нет, Ильич! Нас ждут банановые острова и абрикосовые красотки! Много солнца, моря, нагих гибких тел, пальмы… Ты понял, Ильич? И всего-то нужно – пережить эту ночь. И только.
Зуммер компьютера пискнул призывно.
– Что там еще?
– Мой человек в УВД. Они составили словесный портрет угонщика «фольксвагена».
– Какого «фольксвагена», Панкратов?
– Та самая машина, что была угнана из центра города после акции с Козырем. При этом был убит наш ликвидатор. Потом ее преследовали мои Голик и Сафронов. – Панкратов усмехнулся невесело: – Те, что пропали. Словесный портрет составлен по показаниям владельца машины и еще нескольких человек.
– Меньше слов, Ильич! Где картинка?
– Вы же знаете, Геннадий Валентинович, нашу систему защиты. Любая привходящая информация проходит многократную проверку и дешифровку.
– Да знаю я, АНБ нам не грозит, – хихикнул Филин.
Панкратов покосился на босса, но тут же притушил нескромный взгляд. Вообще-то он впервые видел Филина таким, дурашливым и сверхсобранным одновременно. Наверное, это кампари: смесь крепчайшего кофе и коньяка, которую Филин пьет литрами уже третьи сутки. Или он просто боится уснуть?
Разумная машина снова пискнула, на экране, как сквозь матовое стекло, стало проступать изображение…
