Бойцы сначала передвигались сторожко, страхуя друг друга. Хе-хе, а собачек у ребяток не осталось: нет, я слышал доносящийся с улицы визг и скулеж. Но это были уже не служебные звери, а перепуганные существа с напрочь изломанной психикой. И загнать их в цех нельзя было даже палкой. Впрочем… Психику им поломал не я, а те инструкторы, что готовили из них убийц. Это я о собаках. Ибо люди выбирают свои дороги сами. И дело тут только в том, чтоґ внутри нас заставляет каждого выбирать дорогу.
А моя дорога теперь – наверх. Я втиснулся в проем шахточки и пополз по ней вверх, приторочив винтовку к спине ремнем. В одну из стенок были вбетонирова-ны металлические скобы, как внутри старых заводских труб; от времени они проржавели напрочь, некоторые шатались, и моей заботой было не сорваться и не лязгнуть металлом о металл: звук в замкнутом пространстве разносится быстро, бойцам-марсианам достаточно будет двух минут, чтобы превратить меня из высокоорганизованной материи в спонтанный набор молекул.
Смылся я как раз вовремя: ребята в шлемах-сферах устали бояться, сняли «ночники» и врубили мощные фонари. Единственное, чего не приходилось опасаться, – так это того, что законсервированный цех, как в плохом американском кино, затарахтит вдруг зубьями шестеренок, завоет циркулярными пилами, замельтешит металлическими руками-захватами роботов-полуавтоматов. У нас – человеческий фактор, как любили выражаться. Или, говоря попросту, люди. Без людей и дома, и цеха, и механизмы обживаются нежитью, и нечего пугаться здесь, кроме страха. Этот цех – поломанный. Почти как весь завод. Где-то я это уже слышал? Ну да, от шестилетней девочки в электричке: по-ломанный город. Поломанная страна. Поломанные люди? Нет. Мы выправимся. Выживем. И – будем жить. Долго и счастливо.
Я полз в четырехугольном мешке вверх, туда, где редкими звездами мерцало небо. Крыша цеха, составленная из металлических сварных балок и когда-то застекленная, теперь зияла черными провалами; тот лаз, по которому я теперь полз, был то ли водоотводным люком, то ли – техническим сооружением, построенным специально, с какой-то неведомой мне производственной целью: даже главный секретчик некогда работающего «Точприбора», и тот вряд ли знал назначение отдельных конструкций. Потому как и среди секретчиков бывают шпионы. Редко, но бывают.
Я выбрался. Теперь подо мною было сорок метров мертвого пространства. До выщербленного бетонного пола. Я лежал на спине на широкой решетке металлического каркаса. Внизу шарили фонари, похожие на прожектора. Я замер. Ибо пространство над заводом контролировали мои «друзья»-снайперы. Тихонечко огляделся: пусто. На этой крыше никого, кроме меня, не было. И я понял, почему: в двухстах метрах стояла четырехметровая бетонная стена секретного объекта, «Цеха-К». А те, кто задумывал его «расчлененку», не желали до времени нервировать руководство охраны объекта, подчиняющееся Бог знает кому. Вполне возможно, и Четырнадцатому Главному управлению КГБ. Как известно, никогда не существовавшему в природе. Ну да, как говаривал знаменитый естествоиспытатель Мичурин, природа не храм, а мастерская. Почему бы и не создать Четырнадцатое Главное? Тем более, что история не терпит сослагательного наклонения.
«Вот я и достиг самого высокого положения в свете!» – сказал котенок и – кувыркнулся с телебашни. Но это еще не звиздец. Хотя… Хода вниз мне нет, летать я тоже не умею. А хваткие ребятки сейчас уже разбили цех на квадратики; обшарят вдумчиво и – найдут четырехугольную шахточку. Прости-прощай моя люби-и-имая, я вспоминаю отчий край… Вот тогда он и придет. Толстый полярный лис. В смысле – полный.
И зачем я волок за собою эту снайперскую дуру? Застрелиться я и без оптического прицела смогу. Но не стану. Не до-жде-тесь! А вообще-то… Если я полежу на хладном металле еще с полчасика под зимними звездами, то стану свежемороженым. Стоп! Не хныкать! Если такой умный, почему строем не ходишь? Солдаты не зябнут!
Почти из чистого любопытства я отсоединил от винтовки прицел, поднес его к глазу и уставился на Объект, как в бинокль. И – замер, пораженный. Изображение искрилось и переливалось, глаз моментально наполнился слезами… Не помню, как сие малоизученное явление называется в физике, дисперсия, дифракция, интерференция, или все три скопом, но что это такое – я знаю точно! Это Большая «сеточка», система особых помех от всех видов слежения, создаваемая специальным генератором… Ну, спасибо саксофонисту Биллу Блинтону, так вовремя для меня затеявшему шуточку с «Лисой в пустыне»! Уж каких выгод она наметет хвостом демократам или жадному американскому ВПК, а для меня сейчас – во спасение! Ибо Большая «сеточка» выставляется только при угрозе нанесения… Нет, никто так далеко в страну поганые крылатые «томагавки» не допустил бы, но порох сухим держать – это обязательно.
Ну что ж… Пусть шанс и шаток, как дощечка над пропастью, но это шанс. Другого у меня нет. Теперь я был похож на Зоркого Сокола, высматривающего добычу. Большой генератор «сеточки» замыкается на несколько малых, те, в свою очередь, торчат малоприметными антенками, осуществляя связь со спутником. И даже не с одним. Вот такую антенку я и желал высмотреть. А она может по летнему времени представлять из себя даже буйноцветущее дерево. Не до такой, конечно, степени, но… А по зимнему?..
А вот этот кусок «колючки»? Зачем там вообще колючая проволока? И махонькая такая пимпочка, размером с теннисный мячик, закамуфлированная под керамический изолятор. Опаньки! Оно! Про суетящихся внизу мавров я забыл напрочь. Упер приклад в плечо. Самым противным результатом выстрела будет, если вместо братского привета с Объекта мне прилетит ответная пуля. Ну да кто не рискует, тот… Тем более пуля – не доберман с крыльями! Ма-а-ахонькая такая пчелка, теплая. Только что не пушистая. Огонь!
Я плавно спустил курок. Винтовка дернулась в руке, хлопок прозвучал отчетливо… Смазал. Вдохнуть. Выдохнуть. Хлопки затрещали подо мной, как лопающиеся воздушные шарики. Меня обнаружили. Пули, искря и рикошетя, завизжали о металл, но я остался невредим. Терять мне уже нечего. Совсем. Прицелился… Спуск. Проволочка-антенка чуть дернулась, но осталась цела. А какой-нибудь ретивец «марсианин» уже залез в створ четырехугольной бетонной коробки и прытко переби-рает четырьмя конечностями… А кто-то орет в рацию, ориентируя снайперов: вот он-де, вахлак, притаился! Вдох. Выдох. Прицел. Я вдруг успокоился. Совершенно. Эта пуля была последней. Крайней фалангой указательного пальца потянул спуск так нежно, словно это был невесомый шелк на груди девственницы!
Выстрел. Керамический изолятор разлетелся в куски, обнажив металлическую полусферу. И – началось!
Территория «Цеха-К», Объекта, осветилась так, словно разом включили люстру Мариинского театра, только невиданных, исполинских размеров! Заунывно, пронзительно завыли сирены. Сейчас из потаенных бункеров Объекта сломя голову бежит полностью экипированный взвод элитного спецназа: усиление, время-то почти военное! И замолотят они в первую голову не кого-нибудь, а моих незадачливых круглоголовых «марсиан»! Посерьезному замолотят, без дураков!
Легкой, бестрепетной рукой выхватываю из кобуры родного «макарушку» и четырежды стреляю в шахту. Шорох, вскрик, звук падения. Повторяю прием: еще две пули вдогон. Тишина. А внизу уже затопали ботинки, завелись камуфлированные машины у дверей цеха, на крышу которого меня загнали с собаками, как белку-летягу! Бегите, ребята, уносите ноги, скоро будет не просто поздно, а очень поздно!
