– Только прищурься сперва, чтобы хвост в глаза не лез!
Дружный гогот покрыл сомнительную шутку: ребята успокоились и теперь снимали напряжение.
– Слушай, Родимец, а чего все-таки этот лифтяра пустым прикандыбал?
– А ты у него спроси! Пошли! Нехрен больше! А остальные – заблокировать надо к едрене фене!
– Не, погоди, Родимец! Панкрат тебе напел, как уходить будем? Глянь вниз, что делается: через пяток минут сюда спецназ военной разведки подтянется. Команда какая будет? Лапы кверху?
– Заткнись! Что скажут, то и сделаем! Ты контракт подписывал? Условия хорошо помнишь?
– И – что? Погибать тут героически, в этой дыре? Армейцы нас замолотят и нашинкуют, бляха-муха!
Раздался хлопок. И – наступила тишина. Потом послышался голос Родимца, судя по всему, старшего группы:
– Выкиньте эту падаль в шахту. От него мертвого вони меньше, чем от живого.
Бойцы взялись выполнять приказание. Но потащили его, видимо, в другую лифтовую шахту. А я, благословясь, поплевал на руки и полез вверх по кабелю. К той самой стропиле, с которой сверглась незадачливая крыса. Ага, вот и решеточка: закрыта на металлическую задвижку с той стороны, но никакого замка нет. Даже не задвижка – «палец». Вытягиваю его, стараясь не звякнуть, тихонечко толкаю дверь и – слегка раскачавшись, цепляюсь рукой и ногой и втягиваюсь на грязный, пахнущий кры-синым пометом пол лифтовой подсобки. Встаю на ноги, закрываю опять решетку, чтобы не болталась. Дверь из нее ведет на технический этаж. Напрягаю слегка извилины, представляя план пожарной эвакуации. Картина битвы мне ясна. К бою!
Глава 71
Дверь на техэтаж оказалась вообще не заперта; видно, бойцы этого самого Ильича-Панкрата проверили закуток, взломав замки, доложились: мин нет, и успокоились. Да и кто будет думать о подсобковой двери, ведущей в лифтовую шахту, если вертолеты уже посыпают территорию завода нервно-паралитическим газом кратковременного действия, а спецназ готовится «взять на штык» здание заводоуправления!
Спускаюсь по шаткой лесенке, замираю: мимо громыхают с десяток пар ботинок: они спешат к лестнице. Вдох-выдох. Ну и – с Богом! И тут – гаснет свет. Совсем. Видно, бойцы группы захвата отключили энергию по всему зданию, и теперь темные коридоры освещены только мертвенно-белым лунным светом, что льется из специальных осветительных вертолетных прожекторов. Еще две винтокрылые машины зависли с внешней стороны административного здания. Громкий механический голос отдает команды строго и однозначно: «Приказываю прекратить всякое передвижение в здании! Сложить оружие! При попытке оказать сопротивление будет открыт огонь на уничтожение! Время исполнения – четыре минуты… Приказываю прекратить всякое передвижение в здании…»
Выскакиваю из двери. Два охранника нервно курят у стеночки, рядом с массивной, обитой дерматином металлической дверью. Короткая очередь из «бизона», и они сползли на пол. Быстро подбегаю к двери, сжимая лимонку. Стационарные камеры слежения отключены вместе с энергопитанием, а поставить автономные эти самоуверенные дяди не озаботились!
Рывком подбегаю к двери. Вижу махонькую щель: дверь не заперта, ребятам не до того, готовятся к срочной эвакуации. Но как их вертолет сможет… Стоп! Уходить ведь можно не только по воздуху, но и под землей! На таком объекте система подземных коммуникаций должна быть разветвленной и обширной! Они разделены на блоки, которые перекрываются мощными, стального листа, дверьми, причем – с одной стороны. Выстроить тем самым заранее коридор для отхода легче легкого! Пока любой из спецназов будет крушить гранатометами сталь сейфовых дверей (что очень непросто в замкнутом и за-крытом пространстве и опасно прежде всего для самих подрывников!), организаторы всего этого непотребства уйдут в канализационные коллекторы и – до свидания. Тем более дерьмо не тонет!
Фигушки! Выдергиваю из лимонки чеку, отпускаю запал, отсчитывая с уме секунды, рывком открываю дверь, швыряю гранату, как снежок, вверх и – захлопываю железку снова, налегая всей тяжестью тела! Взрыв ахнул, меня бросило на пол, но двери я открыться не дал. Граната, как я и рассчитывал, разорвалась в воздухе, плеснув двумя сотнями горячих смертоносных осколков! Я вскочил на ноги, ворвался в комнату и полоснул из автомата по всему, что хоть тенью или силуэтом маячило в клубах дыма и неровном люминесцентном свете за окном.
«Приказываю прекратить всякое перемещение в здании! Сложить оружие! При попытке оказать сопротивление…» – продолжал монотонно увещевать голос робота из громкоговорителя.
Я уронил пустой автомат, захлопнул металлическую дверь наглухо, дабы выручка не подоспела, выхватил из кобур оба «макара», сбросил «флажки» предохранителей и ринулся из начальственного предбанничка собственно в кабинет: благообразная псевдодубовая дверь от взрыва распахнулась настежь. И, движимый даже не восьмым – девятым чувством, рыбкой ринулся на пол, вытянув руки и паля из обоих стволов. Пули противника прошли выше едва на дюйм, и выстрелы смолкли. Поднял голову: лысый крепкий усатый мужик стоял, прислонившись к косяку, и медленно сползал на пол… Длинный пистолет неизвестной мне конструкции дрожал в перебитой руке, по губам стекала струйка крови, но глаза еще жили, воля еще пыталась удержать гаснущее сознание, заставить руку поднять пистолет и выстрелить. Мы встретились взглядами и – словно ис-кра проскочила, а следом нечто неведомое подернуло мутный от боли взгляд тенью… Глаза потухли, и мужчина неживым комом свалился на пол. Делать контрольный я не стал – навидался убитых на веку.
Приложился я в этом полете крепко, разодрав щеку об остатки стекла. Медленно, шажками, стал передвигаться к той самой двери. И тут на пороге выросла худощавая фигура. Я направил пистолеты ему в лицо, но человек даже не испугался: тонкие губы его искривила ухмылка, он медленно поднял обе руки ко рту, вставил в рот-щель приготовленную сигарету, чиркнул кремнем зажигалки, подержал пламя чуть на отлете, рассматривая меня и давая рассмотреть себя… Потом разлепил губы, произнес тихо и хрипло:
– Мой черный человек… За мною всюду как тень он гонится… Ну вот и встретились. Меня зовут Филин.
Я промолчал, продолжая внимательно наблюдать за ним.
– Почему не стреляешь? Ты же пришел убить меня, Человек Дождя?
– Ты приказал взорвать Крузенштерна?!
Мужчина вздрогнул и вдруг – захохотал! Громко, искренне, аккомпанируя своему смеху зажженной сигаретой. Комната освещалась ленивым белым светом, вертолет переместился во двор заводоуправления, и его заунывная канитель слышалась теперь глухо, будто из преисподней: «Приказываю прекратить всякое перемещение в здании… Сложить оружие… При попытке оказать сопротивление будет открыт огонь на уничтожение… Две минуты…» А снаружи тем временем завис другой вертолет, небольшой, маневренный. Спаренный крупнокалиберный пулемет взирал на тонированные начальственные окна с молчаливой укоризной.
– Старые мы стали… Ста-ры-е! Завалить такого волка, каким был Ильич, за пару секунд – это даже не мастерство, это судьба. Впрочем… Воевать должны молодые: только они уверены, что никогда не умрут.
