– Ну, на бассейн у тебя не хватит, а вообще-то со временем…
– Сильно ты умный.
– А то… Банкир должен быть психологом.
– Или – психиатром.
– Или так.
– Пока ты будешь психологические изыски строить, я как раз и стану натуральным психом. Так чего еще мне нужно поиметь со временем?
– Дрон, не заводись.
– Со временем… Над временем невластен никто, даже банк. А оно убегает. Как вода сквозь пальцы.
– Олег… Я же сказал: мы имеем на тебя виды.
– Хм… Звучит заманчиво. Как предложение руки и сердца.
– Ты хоть как-то за прессой следишь?
– Символически. Эпизодически. В дачный сезон это неактуально. Совсем.
– А что актуально?
– Две недели подряд, пока дождички полоскали, – народ по грибочки подавался. А сейчас – не знаю. Загадка русской души.
Мы расплескали еще грамм по пятьдесят, выпили.
– Круз, историю хочешь? – спросил я.
– Мировую?
– Да нет, из жизни.
– Валяй.
– Еду я как-то в электричке…
– Куда это ты ездил?
– На садовый участок.
– Решил обзавестись недвижимостью?
– Не-а. Помогал семье Васнецовых крестьянствовать. По-соседски.
– Сложно мне это представить…
– Что помогаю?
– Что с соседями общаешься.
– Это они со мной.
– А-а-а…
– У них девица на выданье.
– Велика ли девица?
– Сорока пяти еще нет.
– Ну… Тогда…
– А дочке ейной – все восемнадцать.
– Так тебя за кого садоводы сватают – за маму или за дочку?
– Пока не разобрался. Да и они, видно, еще не решили.
– Когда решат, сообщишь?
– Дима Иваныч, прекрати сбивать с сути вопроса. Я тебе историю рассказываю.
– Вот, значит, как.
– Ну.
– Весь внимание.
– Проезжаем какой-то городишко районный. Задками, понятное дело. Чтобы тебе легче представить – что-то вроде Наро-Фоминска, но поободраннее.
– Считай, что представил.
– Знаешь, сталкеровский такой сюжет. Пути. Брошенные цистерны. Свалка неизвестно чего. Какие-то шалаши из дерьма и жести – бомжатник. Пестрые ленты по ветру – кто их развесил, зачем, неведомо. Торцевые красные кирпичные стены каких-то жилищ. Край огорода – на нем ничего не может расти; посереди-не – лужа солярки. Слепой домик врос в землю по самые окна, ставня отодрана с мясом, но со двора дымок вьется, живут там. Смотрю на все это и произношу непроизвольно вслух: «Странный город».
Девчушка там играла на соседней лавке, маленькая совсем, лет шести. С куклой. Расслышала мое замечание, глянула за окно, махнула рукой совсем по-женски, как ее мама или бабушка сделала бы с приговором: «Чего от них ждать», и произнесла: «А, поломанный он». Ты понял, Круз?
– Чего ж тут не понять…
– По-ло-ман-ный! Словно жестокие дети порезвились. Как с игрушкой. С чужой игрушкой! А нам теперь можно или починить, или выбросить! Поломанный город. Поломанная страна.
– Дронов… Может, тебе действительно…
– Может. Это я на «измену подсел». В хорошем смысле этого слова. Пройдет. Вместе с жизнью. Знаешь, зачем я тебе это рассказал?
– Воспитываешь.
– Ну. А то вы, банкиры, далеки от народа, как декабристы в декабре. Кстати, выросло поколение, которое не знает ни кто такие декабристы, ни кто такие октябристы. Октябрят с пионерами тоже не знает
[4]
.
– Узнают, кому нужно.
– Понимаешь, Круз… Я растерялся. Столько времени в Штатах просидел, чувствовал себя как на Луне. Думаю, прикандыбаю домой, полегче станет. Фигушки. Здесь я – как на Марсе. Ни хрена не понимаю. Что-то с головой.
– У тебя?
– Да окосел я сидеть уже в этой тмутаракани и изображать, что такой же, как все! И так уже, как рыба камбала, слился с местностью, вывернул глазенки на один бок и тупо лупаю ими в верхние слои: я не я и хата не моя. Как известно, камбалу акула хватает не глядя, да и смысла глядеть нет: ее действительно нельзя заметить, но… Когда грозная акулья тень движется по дну, камбала боится, трусит смертельно, и эти самые флюиды страха, будто волны, расходятся вокруг; их каким-то восьмым чувством улавливает хищница и хватает застывшую от ужаса рыбешку с хрустом и смаком. Поперек хребта.
Одним махом я накатил лафитник водки, разжевал кусочек ветчины, выдохнул:
– Бояться мне здесь некого и незачем. Но от такой насыщенной жизни и помереть недолго, а?
– Дрон, прекрати! – возмутился Круз. – Работой мы тебя пока не загружаем намеренно, нам осенью понадобится твоя голова, максимально свежая. Но раз ты так исстрадался… Хорошо. Придумаю я тебе трудотерапию. Разберись покамест с Покровском. И тебе занятие, и нам не без пользы: есть у нас там свой пиковый интерес.
– Покровск?
– Да.
– Что там? Опытный завод? Объединение «Ураган»? «Точприбор»?
– Ну вот, а говоришь, буквы забыл, газет не читаешь.
– Завод электрооборудования тоже?
– Этот группа Раковского уже к клешням прибрала, плетью обуха не перешибить.
– А попытаться?
– Верным путем идет ход ваших мыслей, товарищ!
– А то… – пожимаю плечами.
– Компьютер у тебя с собой?
– Обязательно. Ржавеет в груде тряпья.
– Через пару дней подошлю тебе материал. На лазерных дисках.
– Иваныч, раз такое дело, мне бы самому по городку побродить, местную прессу почитать, на рынке потолкаться…
– Там есть кому толкаться. Ты у нас думный боярин. Вот и думай.
– Круз, я не боярин, я пролетарий умственного труда. Мне доставляет удовольствие сам процесс. К тому же… Никакие «ноги» и никакой чужой подбор не заменят такой штуки, как интуиция. Может, я за какое объявление на заборе зацеплюсь и…
