Правда, и следаки дело до суда тащить не стали, развалили грамотно и квалифицированно: многим служивым он и благоприобретенные на государевой службе язвы устранял, и грыжи вправлял, а то и вытаскивал за волосья из «лучшего мира» в наш, худший.
Ну а потом, как водится, гения скальпеля и зажима забыли. А он и не напоминал. Спивался себе семимильными шагами, да так бы и скопытился напрочь, если бы не вспомнили братки. Как раз в те поры раздела и передела и Фроловы орлы, и их оппоненты, и прочие сочувствующие и стремящиеся, обзавелись вполне добротным огнестрельным железом и пуляли друг в друга с остервенением и окаянством. Не всегда наповал, а раненых, как известно, нужно пользовать. Грешно бросать.
Тут и вспомнили о Каткове. А Михаил Илларионович и мастерства, невзирая на почти трехлетний перманентный запой, не утерял, и бешеных гонораров не требовал: был бы готов резать просто по велению сердца и Гиппократовой клятве, бесплатно, да такой роскоши и несправедливости уже братки себе не позволили: талант, он бесплатный, потому что от Бога, а вот за мастерство надо платить, ибо мастерство это и есть талант реализованный.
Некий толстобрюхий целила, до того пользовавший криминальный элемент, так взъярился от блестящих результатов конкурента, а еще пуще – от альтруистических замашек Каткова, что даже сговаривал доморощенного покровского киллера-многостаночника завалить эскулапа, но братки потолковали с толстым столь конкретно и адекватно, что врач за день из доктора превратился в пациента; с тех пор он затих и мирно зажил дачником на пенсионе, не помышляя о мести, а подпольную практику восстановил уже в законном варианте, промышляя платными абортами и лечением прочих нежелательных последствий матримониальных контактов.
По словам Ольги Фроловой, Катков жил теперь вполне преуспевающе, и хотя спирт потреблял в немереном количестве, на профессионализме это не сказывалось.
Первой он пользовал даму. Что касается болей в паху, то никаких разрывов и иных серьезных неприятностей, как радостно и без излишней щепетильности к вопросу поведала Ольга, Катков не обнаружил, продекламировав циничную народно-врачебную мудрость о том, что «большого хрена нечего бояться…», а душевные травмы посоветовал лечить спиртом, подтвердив авторитетно, что алкоголь в малых дозах полезен в любых количествах.
Потом лекарь принялся за меня. Лицо осмотрел мимоходом, удовлетворенно крякнул, произнес:
– Итак, молодой человек?
Обращение «молодой человек» меня удивило слегка, но я решил, что у частных докторов так принято: «молодой человек» или «батенька» хотя и звучит несколь-ко патриархально, все же куда лучше диагностического словечка «больной». С детства мне всегда хотелось на него огрызнуться: «Сам ты больной!» Обращение удивило скорее потому, что сам эскулап был старше меня лет на десять, не более; правда, зеленый змий, который губит, как известно, куда скорее и безнадежнее каких-то там глистов, успел обжить его органон с уютом и комфортом. Мораль: каждый живет не так, как хочет, а так, как может.
– На голову не жалуетесь? Боли, головокружения не беспокоят?
– Еще как жалуюсь, – вздохнул я.
– Поконкретнее?
– Дурная у меня голова, потому и ногам покою нет.
– То, что вы шустры донельзя, я уже заметил, – сварливо выговорил мне доктор. – Не успел висок за-штопать, а вы уже и бедро ножиком пропороли. – Помолчал, добавил строго: – Нехорошо! – Посмотрел на меня глазами печальной дворняги, увеличенными толстенными линзами очков: – Ну что застыли, милейший? Порты скидавайте, будем смотреть вашу ногу! Да, – он пододвинул мне стакан, в коем плескалось до половины, – выпейте-ка махом.
– Наркоз?
– Он самый. Це-два-аш-пять-о-аш. Справитесь или запить дать? Да не геройствуйте, спирт без запивки пьют или полные дегенераты, или когда запить действительно нечем.
Полстакана я принял на «ять», залил пожар водой. Подошло сразу: после всех треволнений в Ольгиной квартире организм требовал расслабухи. А эскулап тем временем неспешно отмотал бинт, оценил качество пе-ревязки – «недурственно, недурственно», осмотрел рану, поморщился:
– Штука не опасная, но неприятная. Вам, милостивый сударь, придется лежать. Хотя бы недельку. Ну а учитывая ваш неуемный нрав и дурную голову, и все две-три. Справитесь?
– Справится, – вместо меня ответила Ольга. – Шуруйте как надо, доктор. Пусть выздоравливает, а потом носится сколько душа пожелает, аки конь борзый, взапуски… Он любитель в догонялки играть, я вам рассказывала.
– Помню, помню… Потерпите…
Собственно, процедура вторичной обработки раны была не столько болезненная, сколько тягомотная. Я начал было посвистывать, дабы отвлечься, но Катков меня поправил:
– А вот свистеть не надо – денег не будет.
– У меня и нет.
– Я о своих деньгах беспокоюсь, молодой человек, о своих. До ваших мне дела нет.
Через двадцать минут он закончил, выдав мне безо всякого рецепта банку зеленки и пузырек с какими-то пилюлями.
– Первое – покой. Две-три недели, если не хотите осложнений. Рана средняя, но подлая. Перевязку – каждый день. Справитесь?
– Да.
– Зеленкой смазывайте, пусть подсыхает, стрептоцидом присыпьте края. Если озноб беспокоить начнет, температурка, антибиотики попринимайте, пока не спадет. Лучше бы, конечно, сразу ко мне, я бы посмотрел, но чую, не удосужитесь. Все. Живите долго и счастливо. Адью.
Катков чопорно и довольно нетерпеливо нас выпроводил. Подозреваю, для продолжения спиртопития. Когда мы уже залезли в авто, я выразил подобное предположение; Ольга только усмехнулась:
– Да девка у него в коечке дожидается. Субтильная особа, весьма юная.
– Выходит, не беспочвенное дельце шили айболиту, а?
– Да брось ты. При нонешних нравах и оболдуйстве кто кого соблазняет – доктор малолеток или они его – вопрос вопросов. Да и вреда никакого: сама, признаться, девства лишилась в четырнадцать, тривиально, с красавцем физруком, о чем ни разу не пожалела: он и сделал все путем и, как принято выражаться у сексологов, впоследствии выучил радостям секса.
– Что-то этот доктор мне не показался сильно суперменистым по этой части, – раздумчиво произнес я. Подумал и добавил: – А если честно, вообще не показался. Зеленкой я смазывать себя и сам не разучился, а на ту купюру, что ты ему сунула, зеленки можно залить бассейн…
– Вот что я тебе скажу, Олег, в чем фокус, я не знаю, но… У Каткова рука легкая. Ты думаешь, я пошла ему гениталии демонстрировать из чистого эксгибиционизма? Фигу. Даже если чего и было не так, теперь, я уверена, само собой пройдет. И у тебя задняя нога заживет, как у собаки. Аура у него, что ли, такая? Ребята давно заметили, и не они одни…
– Короче – экстрасенс.
– А ты зря иронизируешь. Посмотришь.
– Лады.
Да и вовсе я не иронизирую. Классик сказал просто и значимо: «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам». Шекспиру стоит верить. Тем более жизнь столь часто подтверждала справедливость этих слов… Ну а когда она становится похожей на полную безнадегу, я вспоминаю слова митрополита Антония: «Если ты обращаешься к Богу, будь готов, что он тебя услышит». И поведет тебя «вратами узкими» не к деньгам, не к пьедесталу из кучи тугриков, а к тому, что более всего способствует выполнению твоего долга перед Создателем и людьми. И если по долгу я – воин, то и…
