Душа погибает, и жизнь кончается… Остается лишь существование…
Закрываю глаза…
…По дорожке, усыпанной морским песком, идет девушка. На ней легкое платьице, ветер играет волосами. Девушка босиком, и я слышу шуршание песка, когда она касается дорожки ступнями…
Ее фигурка кажется почти невесомой… И цвет волос переменчив — то светло-русые, то золотистые, то каштановые… Волны добегают до ее ног и ласкаются бел ми кудлатыми щенками…
— О чем задумался?
— Скорее — размечтался. Привычка приятная, вредная.
— Почему?
— Быстро превращается в философические дебри интеллигентские бредни…
— Дебри и бредни… Звучит красиво… Почти как «бренди».
— Заумь.
— Почему?
— Ежик получится.
— Какой ежик?
— Шел себе ежик по лесу…
— А-а-а… Знаю. Забыл, как дышать, — и умер.
— «Потому что, если не любил, значит, и не пел, и не дышал…» Может быть, самое страшное для человека — разучиться любить?..
— Знаешь сказку про орла? — спрашиваю девочку.
— Тоже редкого?
— Ага. И — хищного.
— Расскажи.
— Однажды орел летел над вершинами гор, занесенных снегом. Тяжел был его полет — сгущались тучи, проносились тяжелые шквалы, с гор срывались обвальные лавины и с грохотом мчались в бездну, погребая под собой все живое… Орла сносило к земле, несколько раз ударяло об острые гребни скал, но он одержимо боролся со стихией и летел, невзирая на бурю… В когтях его была зажата добыча, но он не разжимал когтей, чтобы спастись, он знал: там, в заоблачной выси, в тесном, но таком родном гнезде его ждут орлица и двое. маленьких орлят, которых он должен выкормить, научить бороться с бурями и — царствовать в этом мире льда, камня и снега…
У него была цель, и ничто не могло заставить его свернуть с пути. И еще — он не имел права погибнуть и был готов бороться до конца и победить…
Но вдруг…
То ли порыв ветра занес эту шалую мысль, то ли тяжесть стала неодолимой…
«Зачем все это? — подумал орел. — Зачем я убил этого маленького зайчишку, который так весело скакал там, внизу… Зачем эти горы и эти снега, и все так безрадостно и темно вокруг… Зачем я, и есть ли в этом ледяном мире хоть какой-то смысл?..»
Движения орла становились все медленнее и медленнее жестокие порывы шквала прижимали его все ближе к острым скалам, а он вдруг почувствовал смертельную усталость, разжал когти, разбросал крылья…
Жесткий, как удар хлыста, заряд начиненного ледяной крошкой ветра настиг орла, опрокинул на скользкий склон, и губительная сила потащила его вниз по обледенелому насту, ломая крылья… Мутнеющие глаза в последний раз устремились в небо, но не увидели ничего, кроме слепящей наползающей тьмы…
«Зачем…» — мелькнуло в орлином сердце, и оно угасло навсегда…
Безжизненное его тело волокло вниз по склону, в бездну ущелья, пока не погребло под миллиардами холодных колючих снежинок, безразличных, беспамятных и бессмертных в этих ледяных горах…
А беспомощные птенцы с мамой напрасно ждали его в гнезде и вскоре погибли от голода и холода…
Взошло солнце, и началось утро следующего дня, но озарило оно лишь безжизненную мертвую пустыню, сияющую холодной, неживой красотой вечной смерти…
— Это очень грустная сказка… — прошептала девочка.
— Зато в ней есть мораль.
— Какая?
— Делай что должно и будь что будет. Мы не можем изменить этот мир, а вот сделать что-то хорошее… Рядишь, и мир изменится… Иначе и рождаться не стоило.
— А кто нас об этом спрашивал? Хотим ли мы рождаться?
Аля задумалась на секунду, глаза наполнились слезами.
— А знаешь, Дрон… Вы не удержитесь…
— Не понял. Переведи.
— Вас сомнут. И тебя, и Диму, и таких, как вы. Сейчас растут совсем другие люди. Молодые — они злее, волчистее вас, и, пока вы будете «делать что-то хорошее», они сделают так, как им выгодно. И вас сожрут. Уж я насмотрелась…
Что меня удивляет в молодых людях, так это крутая эгоистичная самонадеянная уверенность в том, что именно они — и есть самые-самые… Что знают, как жить, как любить, как преуспеть. И не задаются очень простым вопросом: если бы этого не знало поколение перед ними, то их бы вообще не было!
— Видишь ли, милая барышня… Идеализм диктует высшую целесообразность…
Выражающуюся в дружбе, преданности, любви. Ну а на волков — мы даже не волки — волкодавы.
— Олег… Мне иногда стыдно… Наверное, я все-таки дрянная эгоистичная особа… Потому что… Потому люблю себя, жалею себя…
— Так это же нормально.
— Да?
— Конечно. Кто-то умный заметил — человек есть мера всех вещей. И хотя это обозвали субъективным идеализмом, все-таки другого эталона судить о людях и мире, о своей значимости в нем у индивида нет. И каждый нормальный человек себя любит.
— Ты тоже?
— Ага. Вот только любить себя нужно умеючи… жаления и гордыни.
— Как это?
— Просто. То, что ты такой умный и распрекрасный вовсе не твоя заслуга…
Все способности любого человека — это дар… Или долг. Что в общем одно и то же.
И задача человека — просто научиться использовать этот дар для других…
— А себе что? Шиш?
— Люди с тобой будут поступать так же.
— Не будут.
— Но ты хочешь, чтобы так было?
— Конечно хочу.
— И я хочу. Видишь, нас уже двое. Знаешь, как сказано: «Возлюби ближнего своего, как самого себя». А как узнать, кто мой ближний?
— Просто. Тот, кто делает добро. «По делам их узнаете их…» Слова — ничего не стоят. Кстати, это универсальный способ. Всякую сволочь тоже по делам отличают.
— По делам… — Аля подошла, потерлась носом о щеку. — Значит, ты мой ближний…
— Ага. Иди спать.
— Снова всю ночь сидеть будешь?
— Немножко.
— Ты же почти не спишь…
— Вот и поспи за меня.
— Олег… А чем ты все-таки занимаешься?
Хм… Хотел бы я сам это знать…
— Политикой.
— Но это же такая дрянь…
— Знаешь, что сказал один умный немец…
— Что?
— Если вы не занимаетесь политикой, то политика займется вами.
Глава 25
МОСКВА, РОССИЯ
Сижу перед мерцающим экраном компьютера, и в голове — ни одной мысли.
