— Ну надо же! И это все в одной сказке!
— Ага.
— Только… Дрон… Это ты — такой умный, а ведь сказка-то — для детей, и они всех этих символов не знают…
— Я тебе больше скажу, милая барышня, сказка для очень маленьких детей, дети постарше да и взрослые ее уже не понимают, ибо мыслят логически и считают ее по меньшей мере странной, по большей — тупой…
— Как я…
— Но в детстве ты ее слышала… От кого?
— От бабушки.
— И воспринимала так, как воспринимают мир маленькие дети — на веру. В тебя сказка была заложена, словно мировоззренческая программа…
— Ну! Здорово! Только… Слушай, Дронов… А зачем ты мне все это рассказал?
— Вспоминаю.
— Что?
— Главный принцип нетрадиционного подхода…
— Ну и?..
— «Ты утаил Сие от мудрых и разумных и открыл младенцам…»
[5]
Глава 28
— Ты знаешь, я себя чувствую совсем маленькой, как в детстве! — Лека потянулась, привстала на Постели.
— Странно… А я скорее ощущаю себя взрослой. — Юля пожала плечами. — В Москве ритм жизни такой. Хотя — ты же москвичка, не то что я…
— Я же не была здесь почти пять лет…
— Ну и как тебе Москва?
— Да я ее еще не рассмотрела как следует… А так — шустрая…
— Это точно. Здесь не покрутишься — не проживешь.
Ты чай будешь или кофе?
— Душ.
— Погоди часик. В это время воды горячей не бывает.
— А холодная?
— Сколько угодно.
— Тогда нырну.
— Я уже донырялась. Глотку дерет — сил нет.
— Весенняя ангина — самая противная.
— Не, летняя. Я как-то, в Приморске еще, перекупалась в июне, ходила, из носа текло — и это в жару-то! Полотенце — в шкафчике.
— Ага.
Лека разделась, забралась под душ, пустила воду сильной струей из крана и одним движением переключила. Ледяная вода обрушилась разом, на миг перехватило дыхание, но девушка задышала ровно и ритмично…
* * *
— …Папа, я не хочу!..
— А на охоту поехать хочешь?
— На охоту — хочу!
— А для этого нужно закаляться.
— Это мальчикам нужно, а девочкам — нет.
— Девочкам как раз обязательно! Мальчиков, тех и так возьмут.
— Мне под холодную нельзя. Ангина будет.
— А ты — визжи!
— Визжать?
— Ага. Ангина испугается и не пристанет. Папа опустил девочку в широкую ванну, пустил воду, постепенно делая ее холоднее…
— У меня уже ноги как льдинки.
— Зажмурься! — Папа переключил воду, и она обрушилась разом.
Девочка оцепенела, у нее перехватило дыхание. Открыла глаза, вздохнула всей грудью — водопад прекратился. Отец выхватил ее из ванны и стал быстро и ловко вытирать жестким полотенцем, потом надел на ноги колючие шерстяные носки и завернул в теплый махровый халат.
— Замерзла?
— Нет. Мне даже жарко.
— Это от тебя ангина улепетывает.
— Но я же не визжала.
— А смелых девочек эта тетка боится больше всего.
— А я — смелая?
— Ты такая, какой хочешь быть.
— Я хочу, как Элли. Она ведь ничего не боялась.
— Наверное, боялась. Только не показывала свой страх.
— И он тоже убегал?
— Да.
— Вообще-то я иногда боюсь. Темноты. И — злых чудищ. Но когда я вырасту, то не буду никого бояться. Правда?
— Правда…
…Лека вытерлась насухо и закуталась в полотенце. На охоту она в тот раз так и не попала — отец срочно уехал в командировку. Зато стала привыкать к холодной воде. И «тетка ангина» как убежала тогда, так больше и не вернулась…
Вот только «злых чудищ» меньше не стало. Да еще таких, что и от людей-то не отличишь…
— Классная у тебя квартирка… — Лека сосредоточенно намазывала джем на кусочек хлеба.
— Дядя Володя подарил.
— Мамин брат?
— Ага. Только мне здесь уже надоело. К морю хочу. Слушай, а чего ты делала в этом своем Минске пять лет?
— Так говорила же — замужем была. — Не мудрствуя лукаво для сестренки Лека придумала «замужество». За белорусом. Тем более для девчонки что Минск, что Акапулько — где-то на другой планете.
— И нигде не работала?
— Так… По мелочи.
— Папа оставил что-нибудь?
— Доброе имя. И — что-нибудь.
— А чего развелась?
— Долго рассказывать… Как-нибудь потом.
— Ты… Ты Дронова помнишь?
— Чуть-чуть…
— Он ведь тоже сейчас в Москве. В каком-то банке работает.
— В банке?
— Ну да.
— Финансист?
— Да нет, что-то по информационным системам. Он два года назад в Приморске в такую заваруху угодил — еле выкрутился.
— А ты его видела в Москве?
— Несколько раз, мельком. Он квартиру себе новую купил. На Юго-Западе.
Вообще-то надо как-нибудь собраться… А еще лучше — к морю махануть! У нас сейчас, в Рыжановке дом совсем пустой стоит, соседка за ним присматривает. Ты-то чего собираешься делать?
— Не знаю. Осмотрюсь пока. Я ведь вчера домой забежала — мама на даче, а к брату ехать… Решила — к тебе.
— Это правильно. Живи сколько хочешь, а то мне одной скучновато бывает…
— Так уж и одной…
— Ну, не всегда… Только — надоедает все быстро. Чего сегодня делать собираешься?
— По Москве погуляю. Давно не была.
— Давай. А я поболею. Книжку буду читать.
— Какую?
— Ремарк. «Три товарища».
— Самое время.
— Ага. Эта Германия тогдашняя на нас очень похожа.
— Не дай Бог…
— А почему — «самое время»?
— Возраст. «Три мушкетера» — для четырнадцати лет, «Три товарища» — для восемнадцати.
— Да?
— По жизни потом — важно. Написано по-разному а тема — одна.
— Любовь?
— И смерть. Но главное — не в этом.
