— Следствие проводилось?
— Официальное? Символически. Времечко-то было: управделами ЦК из окна выпадает, Маршал Советского Союза вешается в собственном кабинете, министр внутренних дел стреляется… Рядом с такими китами мой папа — скромный служащий…
— Значит, было и неофициальное?
— Полагаю — да.
— Кто проводил?
— Я же сказала — предполагаю. У папы были друзья. Настоящие друзья.
— Они сейчас живы?
— Надеюсь.
— Никакую связь с ними не поддерживала?
— Нет. А как?
— Это они помогли тебе оказаться в Штатах?
— Ага. Один из них. Игорь Дмитриевич, старый папин друг. Тогда это он звонил по телефону. Он снабдил меня настоящим американским паспортом и отправил в Штаты. Я стала Хэлен Джонсон.
— Чем по жизни этот Игорь Дмитриевич занят?
— Не знаю. Военный. Хотя форму никогда не носит.
— Тогда откуда…
— Все-таки однажды его в форме видела. Наградил его чем-то, потом он к нам заезжал из Кремля вместе отцом.
— И кто он по званию?
— Был — генерал-майор. А вот род войск — я не помню.
— А это и не важно. Он с твоим отцом работал?
— Думаю, да. Но дружат они с папой очень давно. — Лека осеклась. — Дружили…
— В Штатах тебя кто-то опекал?
— Нет. Игорь Дмитриевич сразу сказал, что мне натурализоваться нужно. То есть на работу устроиться, лучше — замуж выйти..
— Ну и как — вышла?
— Не-а.
— Чего?
— Не за кого.
— Что так?
— Знаешь, американцы на работе похожи на запрограммированные машины. А дома — на ленивых толстых собак. К тому же они жутко необразованные.
— С нашей точки зрения.
— Мы с их — вообще дураки… Хотя… Им до нас дела нет вообще… Да и меряют они на свой аршин.
— Как все. А мы и их, и себя — на свой. Русский дурак — это не глупость, а особый склад ума, — констатирую не очень уверенно.
Лека смотрит куда-то в себя…
— Может, и так. А вообще — у нас поживее. Американцы существуют в какой-то закомплексованной, зазаконенной расслабухе…
— Какой расслабухе?
— Зазаконенной. За законом.
— И что в этом плохого?
— Не знаю. — Лека пожимает плечами. — Наверное, ничего. Только — скучно.
— Зато у нас весело.
— Я еще не разобралась. Но вроде — ничего. Только люди другие. Совсем.
— Это точно. Сейчас уже и одеваются все наши не хуже, по крайней мере в Москве, а иноземца, будь он в метро или на улице, — за сто шагов отличишь. Даже если молчит. И дело даже не в холености — наши новые куда холеней, жирок под упругой кожей нагулян уж точно не «ножками Буша»… Просто у тех — взгляд другой. Вроде как близорукие все. И — улыбаются словно тихие шизофреники. А у наших… У наших, у любых — банкиров, шоферов, врачей, торговцев, учи-лей, — не в лице даже, в глазах читается готовность дать немедленный и жесткий отпор.
Всем. Время, что ли, такое?..
— Сначала — устроилась посудомойкой. В Калифорнии.
— Там любой труд почетен?
— Нет. Но у меня три штуки всего было: что здесь что там — не разгуляешься.
Учитывая что за жилье у них платить — ого-го…
— Зато и качество другое.
— Олег, я же не в хрущобах росла. Потом… Потом стала секретарем шефа Особого отдела разведки ВМС США адмирала Макбейна.
— Ох, ни фига себе! Круты карьерные взлеты в Америке!
— Я с ним в кафе познакомилась.
— Адмиралы что, по третьесортным забегаловкам там напропалую шатаются?
— Ну, забегаловка-то была как раз ничего. В Нью-Джерси. Там я уже официанткой работала.
— А чего это тебя по стране мотало?
— Игорь Дмитриевич мне такую легенду сочинил. Ведь и тетка там какая-то жила, настоящая Джонсон, в Неваде…
— А если бы ее разыскали?
— Кто? Да и в доме для престарелых она. Крыша давно поехала. Так что…
— Ладно. Легендирована ты была действительно классно, раз «въехала» в разведподразделение ВМС. Кстати, тебя туда занесло тоже по «дядиной» ориентировке?
— Случайно. С адмиралом познакомилась, даже не зная, кто он такой.
— И как босс к тебе отнесся?
— Тепло. Да и слово «босс» к нему не подходит. Он хороший человек.
Немолодой и очень одинокий. Мне его даже жалко.
— А что за Особый отдел такой?
— Спецоперации.
— Круто. Ну и как служба?
— Офицер.
— Закончила что-то?
— Ага. Академию ВМС в Эльс-Ноке.
— Еще круче!
— Америка — страна равных возможностей.
— Ну и служила бы… Жалованье приличное?
— Мне хватало.
— Так чего не работалось-то? По специальности?
— Меня раскрыли.
— Что именно?
— Кто я и чья я дочь.
— Когда?
— Недавно. Случайно.
— Насколько случайно?
— Нинасколько. Действительно случайно. Один цэрэушник. Его на базу вроде в ссылку перед отставкой прислали. А он решил выпендриться.
— И ему это удалось…
— Частично. Я его застрелила.
— Ого!
— Самозащита. Будь я действительно американкой, любые присяжные меня бы оправдали.
— Умеешь стрелять?
— Научилась. С кем поведешься…
— Ты с кем-то контактировала из России?
— Нет.
— Тогда как он тебя вычислил?
— Думаю, методом «тыка». Нашел на какой-то третьесортной фотовыставке на Брайтоне фотографию. Там я — еще девчонкой, мой папа и дядя Сережа. На Сретенке.
— Талантливый парень, этот аналитик…
— Сволочь!
— С девушкой спорить…
— Нет, он действительно самая натуральная сволочь. Маньяк к тому же!
— Вам, милая барышня, на месте виднее. А что, эта выставка истории спецотдела ЦК была посвящена?
— Да нет. Старой Москве. Я же тебе говорю — фото двенадцатилетней давности.
А кто фотографировал? Не помню даже.
— Кто такой дядя Сережа?
— Другой папин друг. Еще с юности. Разве ты с ним не встречался?
