– С вами хочет переговорить господин префект.
– Весь к его услугам. – Я взял трубку.
– Вы опять вляпались в историю, господин Дронов? – услышал я несколько гнусавый баритон Алена Данглара. – Как вам это удается?
– Такое мое «везение».
– Везение здесь ни при чем. Вас действительно хотели убить?
– Полагаю, да.
– Почему не убили?
– Не сумели.
– А снайпер с холма? Он застрелил своего сообщника с большого расстояния. Почему пощадил вас?
– Может, просто не попал?
– Может быть. Уже вторые сутки сплошные может быть! И это меня больше всего бесит!
– Вы были бы довольны, если бы меня пристрелили?
– Я был бы доволен, если бы никто из вас никогда не появлялся на моем острове!
– Промашка вышла.
– Что скажете по существу, господин Дронов?
– Жизнь прекрасна и удивительна.
– О да. Еще что-то?
– Желаю вам поскорее размотать весь этот змеиный клубок, барон Данглар.
– Будьте покойны.
– Вот это мне совсем ни к чему.
– Мой человек сообщил, что нападавшие на вас, – будем пока считать, что нападали все-таки на вас, – похожи на «исламистов».
– Очень похожи. Даже странно как-то.
– Странно?
– Ну да. Джеллаба им здесь зачем?
– Ну, вы же знаете, национальные традиции, все такое...
– Вот именно, такое.
– Вы думаете «костюмированное шоу»?
– Думаю.
– Вас что-то удивило?
– Нет. Но – встревожило.
– Что именно?
– Думаю себе: выступление на бис будет?
– А знаете, о чем я подумал, господин Дронов?
– Весь внимание.
– Если кого-то действительно хотят убить, его убивают.
– Умеете вы ободрить, барон Данглар.
– Вам нечего добавить?
– А что тут добавишь? Доброе слово и кошке приятно.
– Вы не боитесь унести все тайны в могилу?
– Во-первых, я туда не спешу. Во-вторых, нет у меня никаких тайн.
– Зачем тогда вас убивать?
– Вы префект, вы и ищите мотивировки.
– Найдем.
– Это радует.
– Но охрану к вам приставить не можем.
– А пистолетик дадите? Для самообороны?
– Правила на Саратоне не менялись.
– А я думаю – напротив. Знаете, в чем ваша недоработка, господин префект? Не вы управляете теперь ситуацией, она вами. Если, конечно...
– Если – что?
– Да так. Мыслишка проскочила.
– Поделитесь?
– Не время.
– Время вещь безотносительная, господин Дронов. Если что-то кончается, уже не вернуть. Жизнь тоже.
– Хотите чистую правду, барон Данглар?
– Очень. Но вы опять увильнете.
– Нет. А правда состоит в том, что я – простой обыватель. И сейчас мне – страшно до колик. Не знаю, что вы там навоображали насчет меня, но... Некогда я был, как бы это сказать... ученым. Потом – преподавателем и переводчиком. Потом – райтером. Вот и весь мой опыт. Почти.
– «Почти». Как вы мне все надоели с этими «почти»! Вы, Гонзалес, Кински, Вернер!
– Шпионы, диверсанты и реставраторы капитализма!
– Господин Дронов, ваш социалистический юмор здесь не уместен.
– Он теперь нигде не уместен.
– Однако сдается мне, что стреляли в вас не зря.
– Мудро сказано. И тонко подмечено.
– Не понимаю... Или вы совсем не дорожите жизнью, или...
– Или?
– Я вас недооценил. Что-то вспомните – звоните. Пока живы.
– Еще раз – спасибо на добром слове.
Самое противное, что Данглар абсолютно прав. Если человека хотят убить... Но некая фатальная предопределенность легко обращается в свою противоположность: вот эти двое хотели и – что? Где они теперь? И – почему меня не застрелил снайпер? Или – он играет за «другую команду»? Случайность? Но, как учит диалектика, случайность – лишь звено в цепи закономерностей. Просто мы эти закономерности не видим. Одни потому, что просто не дано. Другие – потому, что не хотим замечать.
Чего я не заметил? Вчера? Ночью? Сегодня? Что-то существенное, важное настолько, что я должен был, обязан был это заметить и оценить. Нечто такое, что дает мне качественно новое знание. Вот только знание это делает мое пребывание на этом острове да и на этом свете эфемерным, необязательным, мнимым, как дуновение вечернего бриза, как прозрачную тень акации, как воспоминание о снеге.
Глава 33
Везения в нашей жизни, как правило, столько же, сколько и несуразности. Вот только со временем одни люди кем-то становятся и их считают везучими, другие – не становятся никем. Они настолько боятся ударов судьбы по-крупному и так страшатся «высоты», что, отмечая все приключившиеся с ними досадные мелочи, стараются как можно тише обойти Его Величество Счастливый Случай... Не то пропадет так любимый ими способ времяпрепровождения: жалеть себя искренне и до самозабвения. Сидеть за бутылочкой с такими же бедолагами, перемывать кости всем и вся и жаловаться на жизнь. А госпожа Удача, как любая привлекательная особа, не терпит невнимания к себе, а уж пренебрежения – и подавно. Зачем настойчиво стучаться в двери, где ей не рады?
С беглого взгляда может показаться, что Саратона – просто парад счастливчиков и везунчиков. Если бы так. Здесь – как везде: и торопливая гордыня, и возносящее до небес тщеславие, и уединенное безумие... Просто все – словно закрашено волшебством океанского заката, непрестанным праздником вечного карнавала, когда отчаяние считается просто печальной маской, а пьяное ликование – маской веселой. Как везде.
Философические мысли были не своевременны, но они затеняли мое собственное сознание и от страха, и от тоски... Это только в книжках-бродилках и фильмах-страшилках герой среди штабелей трупов и посвиста пуль не просто безучастен, но даже элегантен и зубоскален.
Живой человек реагирует по-другому. И чувство страха, тоски и полной потерянности не покидает меня, смешиваясь в причудливую смесь где-то в глубине... Вот только позволить себе расслабиться или попросту сбежать из летнего саратонского вечера я не могу. Как не могу сбежать из этого мира.
И освободить мир этот от переизбытка лжи, зависти, злобы – тоже не могу. Значит, буду делать что-то вполне понятное и конкретное. То, что мне по силам.
