– Сдается мне, эта просто вобла из садка «Замка снов».
– Отвечать ты не хочешь.
– Нечего.
– Жаль. Ты все равно скажешь. Ты ведь знаешь, есть предел болевого воздействия для каждого человека... Есть предел наркотического воздействия. И у меня есть отменные специалисты. Или ты надеешься умереть раньше? И – легко? Обещаю, у тебя не будет такого шанса.
Я промолчал. Тоска черной мутью затопила душу. Она пришла, как приступ, заставив сердце сжаться в комочек страха... Но разве мне было из чего выбирать?
Али Юсуф Латиф закаменел лицом, словно перенесся на другую планету или на тот уровень бытия, что не доступен смертным, таким, как я. Произнес несколько слов на пушту. Вошли двое – совершенно европейской наружности, цепко приняли меня под руки. Али посмотрел сквозь меня, произнес бесцветно, безо всякой интонации, словно выполняя бездушный и чуждый ему ритуал:
– Мне жаль, что все будет так.
Что я мог ответить? Ничего.
Мы вышли в ночь. Справа бесчинствовала в привычной праздности сияющая Саратона. Слева сонно дышал океан. Чуть в стороне было припарковано два «лендровера». Меня вели к ним. Али Латиф шествовал впереди, глядя прямо перед собой. Из тени вышла Бетти и зашагала рядом, чуть отставая.
Вернер появился со стороны пляжа. Босой, в шортах, в гавайке навыпуск... По-русски сказать – расхристанный. И он был абсолютно пьян. Увидел процессию, приостановился, махнул рукой:
– Дронов! Кински! Вы нашли себе лучшую компанию, чем я? И это по-дружески?.. А посидеть, поговорить? Если бы вы знали, как я вас всех люблю! И я скажу вам, почему! Мне некого больше любить!
Вернера штормило крепко. Ноги его вязли в песке, шаги были то широкие, то крохотные, да и походка... Ноги то пружинили, то словно вязли, хотя песок у дороги был плотный и притоптанный.
Али Латиф слегка повернул голову, приподнял бровь, вопросительно глядя на Бетти.
– Спасатель. Немецкий барон. Алкоголик, – бросила Кински.
Последнее она могла бы и не говорить. Запах бурбона стоял такой, что любые насекомые должны были безвременно гибнуть еще на подлете. И тут – по ногам Вернера потекла пахучая струйка.
Брезгливость на лице Али Латифа сменилась презрением. Уголки губ опустились вниз, он отвернулся. На лице же Вернера застыло выражение мутного недоумения, и он опустился на песок.
Охранники ослабили хватку. Как ни странно, с появлением Фреда они напряглись и стиснули меня с обеих сторон с удвоенной силой. Сжимая в свободных руках метательные ножи.
Вернер произнес, едва сдерживая слезы:
– Ребята... Вы меня презираете... А я вас так люблю...
Али Латиф уже подошел к автомобилю, повернулся, произнес тихо, но отчетливо:
– Bastard!
Выстрел хлестнул сухо, пуля прошила голову Али Латифа; на песок он упал мертвым. Еще два выстрела слились в один, и оба водителя в автомобилях обездвиженно замерли.
Вернер перекатился, ушел от ответного огня Кински и следующей пулей свалил одного из моих провожатых. Второй успел швырнуть во Фредди клинок, я приобнял его за лацкан, притиснул вплотную, повернул... Две тяжелые пули «люгера», выпущенные Бетти в меня, пробили ему спину.
В глазах девушки мельтешила паника. Она перевела ствол на Вернера, выстрелила... Я выдернул из-под пиджака оседающего охранника другой нож, бросил резко, без замаха... Клинок свистнул, рассекая воздух, и угодил Кински под ключицу. Она выпустила рукоять пистолета и упала рядом с Али Латифом в беспамятстве болевого шока.
Али Латиф безжизненно смотрел на далекие звезды. Ушел он легко. С верой, что все в этом мире происходит по воле Всевышнего.
Глава 81
Вернер сидел на песке и улыбался во весь рот. Я подбежал к нему, наклонился:
– Ранен?
– Пустое. Из «парабеллума» – в икру, сквозная. Нож – так, загривок поцарапал. Парень поспешил. А Бетти Кински – совсем не боец. Могла бы завалить сначала тебя, потом меня. Или наоборот. Стреляет метко. Но суетится. Потому что трусит. Как ее угораздило связаться с этой шпаной?
– Любовь.
– А-а-а... – протянул Вернер, перевел на общеупотребительный: – Слаба на передок.
– Так ведь и мужчина каков.
– Это точно. Только ему теперь все равно. Ей тоже?
– Нет. Болевой шок. Подключечный нервный узел. Крови нет: ни артерия, ни вена не задеты.
– Мастерский бросок.
– Чего не сделаешь с испугу.
– А я? Все-таки, как я его достал! Гениально.
– Гениально, – кивнул я.
– Ни от кого похвалы не дождешься. А доброе слово и кошке приятно. Дрон, тебя не затруднит – тут метрах в тридцати в кустах баульчик. А то если ты думаешь, что мне приятно сидеть в мокрых портах на здешнем песке... Да и аромат, как от памперса. Или от сникерса. Я их всегда путаю. – Вернер вздохнул. – И чего не сделаешь ради большого искусства?!
Я кивнул, сбегал за баулом, принес, спросил:
– Помочь?
– Штаны переодеть?
– Раны перевязать.
– Справлюсь.
– Есть чем?
– А то.
Вернер расчехлил баул. Я вынул стерильный пакет, спирт и поспешил к Бетти. Подобрал «парабеллум» за ствол, бросил в целлофановый пакетик. Из сумочки Кински извлек «глок», стер свои отпечатки, вложил сначала в ее ладошку, потом упаковал пистолет в тот же пакет. Наклонился над девушкой: ресницы ее затрепетали, но Кински сделала вид, что сознание к ней не вернулось. Ну тогда, красавица, без обид... Одним движением вынул клинок, Бетти вскрикнула, я прижал к порезу пропитанный спиртом бинт, закрыл рану пластырем.
– Жить будешь, девушка. Вот только с кем – не знаю. И где – тоже.
– Дронов... Ты...
– Без обид. – На этот раз я спеленал ей руки скотчем, то же проделал и со щиколотками. Извлек из-под штанины джинсов двуствольный «дерринджер», спросил: – К войне готовилась? Ты даже не знаешь, что это.
Не знает. И не объяснишь. Вступаешь в схватку – не думай о смерти, не думай о жизни, работай.
– Ты... Ты... – Девушка закашлялась, изо рта ее вырвалось шипение.
Выслушивать это я не стал. Вернулся к Фреду. Тот сидел на песке и казался вполне довольным собой. Он успел провести «водные процедуры» при помощи пакетика шампуня и большой бутылки минеральной, поменял шорты, обработал раны и запечатал их на скорую руку.
– Какие планы, Дрон?
– Как и перспективы: неясные.
Я зарыл пакет с оружием в песочек. Неглубоко. Чтобы люди Данглара искали недолго. А уж какие обвинения они выдвинут Бетти Кински – их забота.
