– Отлично, – затараторила я, – принесите нам коньяк, кофе,
пирожные со взбитыми сливками.
– Какие? Хотите блюдо ассорти?
– Давайте.
Когда заказ прибыл, Дина набросилась на корзиночки и
трубочки. Я никогда особо не следила за фигурой, она была у меня стройной от
природы, поэтому могу позволить себе слопать лишнее пирожное или тарелку
макарон с жирным соусом. Но проглотить четыре корзиночки, доверху набитые
взбитыми сливками, а потом, не поморщившись, приняться за эклеры, такое мне
слабо! Дина же недрогнувшей рукой переместила к себе на тарелочку пятое по
счету пирожное и удовлетворенно вздохнула. Может, она настолько бедна, что не
может позволить себе купить сладкое и сейчас оттягивается за долгие недели
воздержания?
– Надька у нас умная-разумная, – болтала Дина, – впрочем, вы
небось и сами про нее все знаете.
– Нет, – покачала я головой, – мы не дружим.
– Что же она вас с деньгами прислала?
– Давайте еще пирожных закажем? – Я быстренько решила
сменить опасную тему.
– Лучше пирожков с мясом, – вздохнула Дина.
И то верно! Мадемуазель переела сладкого, и теперь ее
потянуло на иную пищу. Появились пирожки. Проглотив три штуки, Дина
пробормотала:
– А вы отчего не едите?
– Аппетита нет.
– Но тут целых пять осталось.
– Ерунда.
– Можно, я их домой заберу?
– Конечно, дорогая. Кстати, хотите еще и пирожных
прихватить? Они тут всегда свежие и вкусные.
– Ну, – замялась Дина, – если только эклеры…
Я быстренько подозвала официантку, и на столике появилось
несколько белых коробочек, аккуратно перевязанных бечевкой. Внезапно Дина
расплакалась.
– Что случилось? – испугалась я.
– Это Надька вам велела надо мной поиздеваться!
– Господи, да что я сделала?
– Пирожные эти, – ткнула некрасивым пальцем Дина в сторону
коробочек. – Сказала небось, пусть почувствует себя униженной.
– Какой вздор! – вскипела я. – Просто мне показалось, что
вам понравилась выпечка, вот я и решила купить эклеры. Себе тоже закажу.
– Вы не представляете, – всхлипывала девушка, – как
отвратительно быть нищей, считать копейки, одеваться в секонд-хэнде и постоянно
экономить на всем.
– Отчего же! Очень хорошо это знаю. Долгие годы я
существовала на крохотную зарплату!
– Нет, не понимаете, – размазывала по лицу сопли Дина, –
меня никто не уважает! Вот Надька деньги дала, да не сама привезла, а вас
отправила.
– Надя…
– Ой, не верю я в ее болезни! – взвизгнула «подруга». –
Просто ей богатство в голову ударило! От денег у многих башку сносит. Знаете,
откуда у нее все?
– Нет.
– Так сейчас расскажу, – оживилась она.
Я вздохнула. Все-таки люди крайне неблагодарные животные.
Очень многие норовят сделать гадость тому, кто подал им руку помощи, а все
зависть!
Однажды моя бабушка Афанасия со вздохом сказала:
– Дашенька, не зови к нам Катю Ковалеву.
Я очень удивилась. Афанасия всегда приветливо встречала моих
подруг, кормила обедом и доставала из буфета остродефицитные тогда шоколадные
конфеты.
– Тебе не нравится, что у нее папа алкоголик? – с детским
простодушием поинтересовалась я.
– Нет, – покачала головой бабушка, – Катерина плохая
подруга.
– Неправда, – с жаром воскликнула я, – Катька хорошая! Она
так меня жалела, когда десятиклассники портфель на шкаф запихнули.
Афанасия вздохнула:
– Маленькая ты еще, глупая. Не тот друг, что в несчастье
пожалеет, а тот, что твоей радости порадуется.
– Не понимаю.
– Когда ты на катке руку сломала, как поступила Катя?
– Ну, – призадумалась я, – сочувствовала, а потом сказала,
что мне даже повезло, целую четверть писать не придется.
– Ладно, – улыбнулась бабушка, – а когда вчера ты показала
ей новое платье?
Я поморщилась.
– Сначала промолчала, а потом посоветовала не носить
плиссированные юбки, они меня полнят! Может, и правда не надо, а, бабуль?
Афанасия погладила меня по голове.
– Детка, больше всего ты похожа на весеннюю кильку. Просто
твоя подружка завистлива, а между настоящими друзьями нет места для этого
чувства.
Вот и Дина с трудом пыталась справиться с завистью, но та
упорно поднимала голову, нашептывая ей:
– У Надьки-то все лучше, книжки ярче, игрушек больше.
Надюша и впрямь жила в более благополучной, чем Дина, семье.
У Диночки имелась только мама, учительница начальных классов, папа исчез, когда
дочери исполнился год, и с тех пор бедная мать выбивалась из сил, чтобы одеть,
обуть и прокормить детей. К тому же, как истинный советский педагог, она
считала игрушки глупой забавой, и у Дины на полочке сидели пластмассовый пупс и
потрепанный мишка. Книжки мама одобряла, но не все. Пушкин, Чехов, Тургенев –
это да. Дюма считался отвратительным. И к одежде у нее были свои требования.
– Главное, чистота, – внушала она Дине, просившей джинсы, –
светленькая кофточка, черненькая юбочка, и ты одета лучше всех.
Белый верх, темный низ в глазах мамы-педагога – это была
лучшая униформа на все времена. Сами понимаете, что всяческая косметика
запрещалась, а в ванной, на бортике лежал кусок детского мыла.
– Шампуни портят волосы, – вдалбливала Анна Евгеньевна в
голову дочери.
Потом, впрочем, иногда со вздохом добавляла:
– Да и дорогие очень.
Дина молчала, она давно поняла, что с матерью бесполезно
спорить, это как против ветра плевать, тебе же в лицо и отлетит. Но, забегая в
гости к Наде, Дина частенько мыла голову, выдавливая на ладонь из
пластмассового флакона приятно пахнущую массу. Волосы после становились
блестящими, пушистыми, легко укладывались. А попользовавшись мылом, Диночка
плакала. Шевелюра сбивалась в ком, пряди не желали распутываться, и на них
лежал какой-то серый налет.
