Ксения пошла к Федору Валерьяновичу, тот провел ее в кабинет
и объяснил суть дела. Письменный стол замечательный, в хорошей сохранности, но
все равно требовалась реставрация. Зырянов отдал столик мастеру, и тут
выяснилась удивительная деталь. Краснодеревщик обнаружил хитроумно спрятанный
тайник. Ни Алтуфьева, ни, конечно, Ксюша и не предполагали, что под столешницей
имеется крошечный ящичек. Там лежал пожелтевший конверт, и на нем была надпись:
«Дарье Ивановне Васильевой лично в руки». Именно так, без адреса.
Федор Валерьянович отдал послание Ксюше.
– Естественно, деточка, я его не читал. Меня так воспитали,
что чужие письма проглядывать неприлично. Только, думается, прежней владелице
стола будет интересно изучить бумажку, все-таки семейная история. Сделайте
одолжение, передайте первой хозяйке стола.
Ксюша только вздохнула. Ну не рассказывать же было Федору
Валерьяновичу о разводе, истории с квартирой и полном разрыве отношений со
свекровью!
Шмелева сунула письмо в сумочку, да и забыла о нем
благополучно до вечера. Часов в девять она полезла в сумку за мобильником,
нашла послание и открыла конверт. В отличие от Федора Валерьяновича, человека
старого, даже старомодного воспитания, Ксения не считала зазорным
полюбопытствовать о чем речь. Цидулька была написана давным-давно, Дарья
Ивановна Васильева скорей всего покойница… Ну публикуют же во всяких книгах
письма А.С. Пушкина, Л.Н. Толстого, А.П. Чехова… Весь мир читает интимную
переписку, и ничего! Пока в голове девушки вихрем пронеслась эта мысль, руки
развернули тонкую бумагу:
«Здравствуй, свет мой ясный, Дарьюшка. Приключилась тут
оказия, вот и передаю тебе с добрым человеком послание. Он хоть и красноармеец,
но юноша благородного воспитания, так что не опасайся его, а поблагодари от
души.
Ангел мой, Дарьюшка, уж и не знаю, придется ли свидеться.
Может случиться так, что строки эти последние, которые выводит моя рука. Но
господь милостив: пославши горести, он просто испытывает нашу веру. Ты,
дружочек мой любезный, не ропщи, неси крест свой спокойно да молись за наших
мучителей, чтобы Создатель вразумил их, потому как за гробовой доской ждет их
наказание, а нас с тобой награда. С иконой Божьей матери не расставайся, она
тебе будет защитницей.
Что же касаемо дел земных, то прошу тебя, радость моя,
береги Татьяну. Помни, что она носит фамилию Алтуфьевых и должна поэтому
вырасти человеком благородным.
Помнишь ли о том, что лежит тайно? Умоляю, друг мой, сохрани
это во что бы то ни стало. Несколько поколений Алтуфьевых передавало это из рук
в руки, и мне невыносимо даже предположить, что оно окажется у тех, кто просто
воспользуется этим, польстившись на его материальную цену. Очень прошу,
Дарьюшка, сбереги это и передай Танюше. Род Алтуфьевых не должен угаснуть.
Зная, что мои потомки получат семейные реликвии, я со спокойной душой явлюсь на
суд к Господу, где смиренно стану ожидать своей участи. Земные страдания меня
не пугают, и в остроге можно жить, что же касаемо еды и постели, то ты знаешь,
что я всегда был неприхотлив. Кружка кипятка из твоих рук мне милее шоколада,
поданного градоначальником. О тайнике не печалься. Сделан он надежно,
обнаружить его, не зная секрета, невозможно. Тайну береги, а коли почувствуешь,
что пришла пора явиться к трону Создателя, открой ее Танюше. За сим, мой друг,
прощаюсь, многократно лобызая твое милое личико. Христос с тобой. Пусть оградит
вас ангел-хранитель от бед и искушений.
Твой венчаный супруг Борис Алтуфьев.
Написано году в двадцатом четвертом, марта шестнадцатого
числа, в Бутырской темнице, в четыре часа пополудни».
Прочитав написанные бледно-фиолетовыми чернилами строки,
Ксюша заметалась по квартире. Вот оно что! Сокровище все же существует, причем
оно настолько ценное, что Борис Алтуфьев, чувствуя приближение смерти, сумел
напомнить жене о необходимости сохранить брильянты. Ксюша ни на секунду не
сомневалась – это камни. Ладно, не алмазы, так рубины, изумруды, сапфиры… Что
еще может быть столь дорогим?
Ночь Ксения провела без сна, ворочаясь на неудобном
раскладном диване. Вот бы ей получить сокровище! О, как она тогда заживет!
Купит квартиру, съедет от Нади Колпаковой, оденется, обуется, облетит весь мир…
Воображение услужливо разворачивало картины одна другой краше. Вот Ксюша гуляет
по Парижу, любуется картинами Лувра, затем Испания, галерея Прадо, Лондон,
Вашингтон, Индия…
При мысли о посещении Дели Ксюша вскочила с неудобного ложа
и забегала по комнате. Ну зачем старухе Алтуфьевой деньги? Ее жизнь прошла, а
Ксюшина только начинается. К тому же при мысли о том, что богатство достанется
ненавистному бывшему муженьку, внуку Татьяны Борисовны, у Ксюши просто свело от
злобы скулы, и она придумала гениальный план. Вот поэтому ей понадобился
паспорт на имя Дарьи Ивановны Васильевой.
– Да почему? – не утерпела я.
Вика вздохнула:
– Помните, я говорила, что у старухи Алтуфьевой были
всяческие фобии?
Я кивнула.
– Так вот, – продолжила Вика, – мать Татьяны Борисовны звали
Дарья Ивановна, а в девичестве она носила фамилию Васильева. Из купцов была, не
дворянка. Алтуфьева рано лишилась матери и ревностно оберегала память о ней.
Доходило до смешного. Любая женщина с именем Дарья мигом превращалась для нее в
друга. А уж если полная тезка, Дарья Ивановна Васильева, то Алтуфьева разом бы
посчитала такую даму своей родственницей. Вот Ксюша и решила заявиться к бабке,
показать ей паспорт на чужое имя, втереться в доверие да узнать чужую тайну.
Я вспомнила, какой ласковой стала Татьяна Борисовна, услыхав
мое имя, как она поцеловала меня на прощание, как велела заходить в гости, и
сразу поверила Вике.
– И вы достали ей паспорт?
Девушка кивнула:
– Исключительно из дружеского расположения?
Виктория покраснела, но ничего не ответила. Впрочем, и так
было понятно: небось Ксюша посулила за услугу кое-какие денежки.
– Когда вы принесли ей документ?
– За две недели до ее смерти, – пролепетала Вика, – она к
бабуське сходила, письмо отнесла, вот ведь какой хороший повод для посещения
нашелся. А когда отдавала бумажку, сказала, что ее зовут Даша Васильева. У них
такая любовь началась. Только старушка никак «колоться» не желала, все
вздыхала, приговаривая:
– Не сказала мне маменька ничего, но знаю, сокровище в доме.
Накануне гибели Ксения прибежала в салон крайне возбужденная
и выпалила:
– Викуся! Я такое нашла!
– Брильянты! – заорала секретарша.
