Выяснилось, что Аня с папой сняли очень недорого – не сезон – половину двухэтажного особняка, выходящего фронтоном к морю, и до центральной набережной было рукой подать; от шума постояльцев оберегало то, что спальные помещения находились окнами во дворик. Вторую половину, по словам Ани, снял какой-то российский предприниматель. По виду – человек жесткий и решительный. Но бандитом девушка его отчего-то не нарекла. Почему бы папе Дэниэлсу, чей годовой доход исчисляется миллионами, не снять особняк целиком, я спрашивать не стал – не мне разгадывать сумерки душ ненашенских миллионеров. Хотя найти его предстоит именно мне. Живого или мертвого, говоря высокопарно.
Вскоре видавшая виды «Волга» уже катилась по Бактрии. Утренний город выглядел прохладным и свежим и совсем не походил ни на ночные мои кошмары, ни на почти пятнадцатилетней давности воспоминания. Там и сям попадались расстроившиеся особнячки; набережная была ухожена и пуста, и волны, разбиваясь о молы, окрашивали утро соленой радугой. Говорят, примета хорошая. Омрачало одно: за нами от самого аэропорта тащился хвостом затрапезный, не пойми какой модели глухо тонированный «бумер». Отчалил одновременно с такси и катил внаглую, стараясь не отстать: наш водила был поопытнее и «сделал-таки» преследователя на серпантинке из чисто профессионального азарта; тот сначала поотстал, а потом и вовсе – пропал.
Но томила, как водится, неизвестность. За чернотой стекол мог оказаться добрый одинокий нигериец, крашенный блондином, а могла и «бригада отделочников» со скверными намерениями. Впрочем, стационарный пост ГАИ на въезде в Бактрию «бэха» проскочила легко: автомобиль был местный и свой. Ведь что такое, по сути, курортный городок не в сезон? Деревенька, где все друг друга и все друг другу. Такие дела.
Домик, который и впрямь несколько походил на дворец, перестроен был из возведенного лет сто с небольшим тому модернового купеческого домины, отданного потом под коммунальное расселение здешним пролетариям и приватизированного в новейшие времена безвестным чиновником управы по остаточной стоимости дырки от бублика… Не удивлюсь, что и ремонт проделан за счет скудного местного бюджета, пока домик пребывал в городской и почти общенародной собственности. А истраченные деньги, как водится, списали на стихию: шторма, знаете ли, балуют, то да се…
Хорош был домик: с круглым плафоном витражей, с архитектурными излишествами в виде витых колонн, связанных узлами. Даже мозаику на фронтоне и ту восстановили: изображала она аргонавтов, бороздящих на кораблике как раз те самые воды, что орошали набережную мутной волной.
У дома нас ждал сюрприз: алый открытый «феррари» подкатил с визгом, а из него, в элегантном прыжке, с огромадной охапкой белоснежных роз… Мама дорогая! Если здесь и скучали, готовясь к сезону, массы «жутко сладострастных мачо», то это был их Вожжжжь! Загорелый, лет двадцати трех, в шведке и свободных джинсах, с фигурой античного атлета, впрочем, не ариец, с примесью азиат-ской крови: глаза его были темны и слегка раскосы, длинные волосы забраны сзади изящным шнуром. Аня взвизгнула и бросилась ему на шею:
– Морис!
Пока они лобызались, я расплатился с водителем и скромно топтался позади. Наконец, атлет удостоил меня взглядом, приветственно кивнул, изогнув чувственные губы в полуулыбке, но сам взгляд был таков, словно я – так, недоразумение человеческое, осколок, обмылок двадцатилетней кухонно-коммунальной склочки где-нибудь в тараканьей хрущобе Похмельевска-на-Усяве, а вовсе не гигант мысли! Коего, кстати, девушка Аня долгохонько и по-взрослому уговаривала совершить с ней вояж в здешние палестины… «Одна-а-ако…»
Аня что-то пошептала герою на ухо; Морис подошел, поклонился кивком, развел губы в гримаске… Наши глаза встретились, и я осознал, что ошибся: никакого мачо не было и в помине: передо мной был зверь – гибкий, ловкий, стремительный, а в глазах его словно плескалась стылая полынья: этот парень умел убивать и убивал; жестко, в рукопашке, скоро и безэмоционально. Подобный взгляд я видывал у одного лишь человека – но было это в давешней, прошлой жизни… Звали его Аскер.
А Морис тем временем как-то отклассифицировал и меня, имярек, и причислил, надо полагать, к определенному типу если и не вполне беспозвоночных, то каких-нибудь хитиново-хордовых… Заговорил тихо и внятно, губы продолжали изображать улыбку, глаза… Да что говорить, нехорошие были глаза.
– Слушай сюда, ищейка. Тебе Анета что-то поручила – ищи хорошо. Отрабатывай. Найдешь – получишь кость. Не найдешь – я их тебе переломаю. И запомни: эта девочка…
Я ударил коротко и резко. В голову. Даже если голова сработана из единого куска бетона с арматурой внутри, такой удар не «держал» никто. Морис исключением не стал. Рухнул подкошенно и бесчувственно на кромку.
Не знаю, что на меня нашло. Наверное, полугодовое уединение тому виной. И мысли о вечном. Пора было возвращаться в мир. И снова доказывать, что я в нем чего-то стою.
Глава 23
Удар мой был столь скор и резок, что его, сдается, никто попросту не заметил. А вот реакция Ани меня озадачила: в ее взгляде было… искреннее удивление.
– Что с ним? Обморок? – спросила она.
– Похоже на то, – пожал я плечами. – Наверное, я его чуть-чуть… огорчил.
– Что значит… Ты его… ударил?
– Слегка. Извини.
Удивление Ани стало безмерным и безграничным.
– Ты… ударил Мориса… и он… упал?!
– Как видишь.
– Но этого не может быть!
Аня присела, приподняла голову парня. Полузакрытые веки приоткрывали зрачки, в которых не читалось ничего, кроме глубокого беспамятства. Оно и понятно. После такого удара он «вернется» минут через тридцать. И то – не вполне. На «вполне», может статься, потребуется часа два. Или чуть больше.
– Этого просто не может быть! Мориса никто никогда не сбивал с ног! Это даже представить себе…
– Все в этой жизни когда-то происходит впервые. Кто он?
– Мой одноклассник.
– По Австралии?
– Издеваешься? Из детдома! Почему он лежит? – вдруг спросила девушка обеспокоенным тоном.
«А что, он должен еще сидеть? И – долго?» – чуть было не спросил я, но, уловив нешуточную тревогу в Анином голосе, ответил, слегка покривив душой, но честно:
– Нокаут. Минут через десять придет в себя.
– И только?
– И только.
– Что вообще произошло?!
– Да как водится: его неуместная шутка, моя – неадекватная реакция. И всех делов.
Аня покачала головой, и выражение лица у нее было вполне красноречивым и читалось хоть на русском, хоть на австралийском диалекте английского одинаково: «Мужики есть мужики!»
А что может связывать юную австралийскую красавицу с таким типом? Кроме неоплатонических утех, разумеется? И общего школьно-сиротского прошлого? И – почему она бросилась ему на шею, а он встречал со сквериком белых роз в разлапистых дланях? Романтика босоногого детства? «Белые розы, белые розы, беззащитны шипы…» Но ведь она прибыла в Бактрию уже дней десять как. А встретились они только теперь. Впервые. В отлучке был? В командировке? В отсидке? Кто он, вообще, такой?
